первенцами) в семье (Ричардсон Р., 1994). Первенцев было особенно много среди 
членов Конгресса США (Крайг Г., 2001), также они преобладали среди женщин, 
имевших научные степени в области медицины и философии.
    
Мнение Адлера о первенцах (старших детях) несколько отличается от мнения 
Тоумена. Адлер писал, что когда старший ребенок наблюдает, как его младший брат 
или сестра побеждает в соревновании за родительское внимание и нежность, он, 
естественно, будет склонен отвоевывать свое верховенство в семье. Однако Адлер 
считал, что это обречено на неудачу: прежнего не вернуть, как бы первенец ни 
старался. Скоро ребенок осознает, что родители слишком заняты или слишком 
равнодушны, чтобы терпеть его инфантильные требования. У них также больше 
власти и больше возможностей наказания. В результате первенец приучает себя к 
изоляции и осваивает стратегию выжи вания в одиночку, не нуждаясь в чьей-либо 
привязанности или одобрении. Адлер также полагал, что старший ребенок вырастает 
консервативным, стремящимся к власти и предрасположенным к лидерству.
   Старший ребенок становится хранителем семейных установок и моральных 
стандартов, в этом мнения Адлера, Тоумена и Ричардсона совпадают. Ричардсон 
даже утверждает, что старшие дети первыми преподают семейные традиции и мораль 
своим младшим братьям и сестрам, так как они научены идентифицировать себя с 
родителями. Кроме того, считается, что для старших детей характерна 
нетерпимость к чужим ошибкам.
   А. Я. Варга связывает нацеленность родительскими функциями старшего ребенка 
с законом о майорате, по которому все наследство переходило к старшему ребенку, 
а активность и авантюризм младших — отсутствием у них наследства. «В тех 
странах, где закон о майорате был принят позже и не был принят вообще, такого 
характерологического разделения нет. В России, например, закон о майорате был 
принят чуть ли не в XVII веке и тотального, повсеместного значения не имел», — 
пишет автор (Варга А. Я., 2001, с. 19).
   Достаточно сложно судить о психологии людей прежних веков. Можно проследить 
некоторые закономерности отношений в семьях начиная с рубежа XIX-XX веков на 
основе изучения биографии рода.
   В России этого времени большинство семей составляли крестьянские хозяйства. 
Известно, что был обычай строить дом старшему сыну и отделять его с женой еще 
при жизни родителей (в достаточно зажиточных хозяйствах), строили дома (по 
возможности) и средним сыновьям, младшему полагалось жить с родителями и 
лелеять их старость. Так как младший часто бывал моложе своих племянников — 
детей старшего брата, то слова «старики родители» можно понимать буквально. Но 
это при благоприятных условиях развития семьи, когда никто не пострадал от 
социальных катаклизмов (войн) и просто бедствий (на-
    
пример, потери кормильца в мирное время). При различного рода лишениях, которые 
часто бывали в семьях, старшие дети становились опорой семьи и играли 
родительскую роль. Соответственно, и черты характера у них были несколько 
отличные от младших, что во многом соответствует мнению Тоумена, Ричардсона и 
других.
   Средний ребенок — второй из трех или один из средних в большой многодетной 
семье — трудно поддается описанию. Он одновременно является и старшим и младшим.
 Адлер полагал, что второму ребенку (среднему) задает темп его старший сиблинг. 
Темп развития среднего оказывается часто более высоким, чем у первенца (может 
начать раньше разговаривать, ходить). «Он ведет себя так, как будто состязается 
в беге, и если кто и вырвется на пару шагов вперед, он постарается его 
опередить. Он все время мчится на всех парах» (Адлер А., 1931, с. 148). В 
результате ВТо" рой ребенок вырастает соперничающим и честолюбивым, так как его 
стиль жизни — стремление доказать, что он лучше старшего брата или старшей 
сестры. В особенности это применимо к сиблингам одного пола^ Второй ребенок в 
семье часто ставит непомерно высокие цели, что повьи шает вероятность неудач. 
Интересно, что Альфред Адлер сам был сред^ ним ребенком в семье. Вероятно, на 
его концепции сказался личный опыт.
   Несколько иное мнение о среднем ребенке в семье исходит от иссле* дований 
Уолтера Тоумена. Он полагал, что на среднего ребенка не накладывает отпечаток 
то, что он привык быть всегда впереди, но он и не может играть роль малыша, как 
это делает рожденный последним. Одно из исследований, проведенное на 
многодетных семьях, показало, что старший и младший всегда являются любимцами 
семьи. Поэтому среднему ребенку в семье приходится во многом сложнее других, 
так как о« вынужден соревноваться как со старшим — более умелым, сильным, так и 
с младшим — более беспомощным и зависимым. Ричардсон отмечает, что средний 
ребенок в своем поведении может колебаться между попытками походить на старшего 
и попытками снова вернуться к роли опекаемого младенца, в результате он не 
имеет твердых ориентиров для выделения своей индивидуальности. Средние дети в 
зрелом возрасте, в соответствии с этими взглядами, менее способны проявлять 
инициативу и мыслить независимо (из них часто получаются «бунтари» против любых 
авторитетов). В отличие от Адлера, Ричардсон считает, что у средних детей самая 
н изкая мотивация к достижениям среди детей с разным порядком рождения, 
особенно к учебе. Вследствие этого их предпочтительно отдавать в колледж в 
последнюю очередь.
   Нам кажется, что верны обе точки зрения (и Адлера, и Тоумена): второй 
ребенок стремится опередить первенца, но это у него редко

получается, и вследствие своего неопределенного положения в родительской семье 
(«отсутствия своей ниши») он приобретает несколько скептическое представление о