Подобного 
складывающегося зонтика из нейлона я еще не видела. Открывание этого маленького 

сложенного зонта походило на фокус. Он был голубого цвета и усеян розами. Меня 
пленила его 
красота, и я раскрывала его и в дождь и в солнце.
     В районе Цукидзи располагался тогда военно-морской госпиталь, где шли на 
поправку 
американские раненые. Похоже, рядом были казармы, так как уже ранним утром к 
нам часто 
заявлялись американские солдаты. Хотя перед главными воротами красовалась 
вывеска с 
надписью "Вход воспрещен", однако порой через служебный или черный ход проходил 

огромный черный солдат. Повар и прислуга не могли ничего поделать, поскольку 
ничего не 
понимали из его слов, и, лишь дрожа всем телом, словно завороженные провожали 
его 
взглядом.
     В таких случаях девушки, что подогревали сакэ, и посудомойщицы звали меня. 

Некоторые солдаты действительно не замечали, что они через задний ход являлись 
в заведение, 
куда вход им был запрещен. Другие же, напротив, знали об этом, но тем не менее 
хотели 
обязательно заглянуть внутрь.
     Поскольку в Америке не принято снимать обувь (считается невежливо делать 
это в 
присутствии других), они, громыхая, заваливались обутыми внутрь. Все пытались 
задержать их 
словами: "Нет, нет", но солдаты не обращали внимания и со смехом шли дальше.
     Тогда я обращалась к четырем или пяти подобным черным верзилам с такими 
словами:
     - В моей стране считается плохим тоном являться в дом в грязных ботинках. 
Прошу вас 
тотчас вернуться в прихожую!
     - Oh, I am sorry1, - сокрушались они и послушно выходили.
     - У передних ворот висит надпись: "Вход воспрещен". Если я сейчас позову 
военный 
патруль, они немедленно заберут вас. Что вам, собственно, надо?
     - Мы хотели просто посмотреть, - отвечали парни.
     - Ну, хорошо, я проведу вас, но ни слова патрульным.
     Затем я устраивала для них небольшую экскурсию по японскому чайному домику.
 Они 
снимали обувь и молодцевато шествовали вслед за мной. Когда я им показывала 
большой зал, 
они поражались. Перед широким настенным свитком с изображением пейзажа, висящим 
в 
токонома, стояла огромная, более метра высотой ваза из керамики киёмидзу с 
цветущими 
ветками горной сакуры. Буквально открыв рот, восхищенно глазели на нее как 
белые, так и 
чернокожие солдаты, только и зная, что повторяя: "wonderful" или "beautiful"2.
     Реквизированные американцами японские дома, как и дом Гвен, были заново 
покрашены. 
"Юкиму-ра" же не был покрашен, но благодаря тому, что горничные каждое утро 
натирали 
балки п?оконома и прихожую с помощью сыворотки тофу, те всегда сверкали 
чистотой.
     Нас часто американцы спрашивали, какого рода мастикой мы пользуемся. 
Однако блеск 
достигался ежедневным втиранием сыворотки тофу, становясь при этом еще сильнее. 
Когда мы 
показали им мешочек с отходами тофу, они непременно хотели захватить это 
средство с собой 
в Америку.
     Между тем становилось все чаще неприятно, что молодые гейши совершенно не 
понимали по-английски. Нередко случалось, когда чуть ли не каждый вечер к нам 
приглашали 
американских гостей. Разумеется, они были гостями японцев...
     В Киото и Осаке жило много богатых выходцев из Китая и Кореи, чьи страны 
относились 
к державам-победительницам. Эти господа-победители, как мы их величали "ки" и 
"ко", 
немилосердно сорили деньгами. В Симбаси же, напротив, у нас почти не было 
китайских или 
корейских посетителей.
     Японские правительственные чиновники, а также промышленники часто 
приглашали 
гостей из штаба американской армии и высших чинов восьмого армейского корпуса в