попросила как можно быстрее все разузнать. Раскланявшись и собираясь уже 
уходить, я вдруг 
услышала то, что меня сильно задело:
     - Госпожа, когда вы будете поступать на работу, она должна быть достойной 
супруги 
представителя министерства иностранных дел. Мы должны заботиться о своей 
репутации.
     - Вы говорите о работе, достойной супруги государственного служащего. 
Означает ли 
это, что министерство может дать мне соответствующую работу?
     Тот негодующе ответил:
     - Министерство не может заботиться о вещах, выходящих за рамки его 
компетенции.
     - Что же это тогда за работа, которая достойна супруги государственного 
служащего? - 
вновь поинтересовалась я.
     - Сегодня многие молодые люди, не отдавая себе в этом отчет, идут работать 
в 
рестораны, но такого рода деятельность подрывает авторитет министерства.
     - Но ведь ясно, что я вскоре не смогу прокормить двух старых женщин, 
ребенка и себя. 
Министерство совершенно не помогает мне. Когда положение станет критическим, 
мне уже 
будет не до репутации вашего министерства. Для меня важнее не дать умереть с 
голоду своей 
семье, нежели думать о чести министерства.
     Я откланялась и покинула здание. Очутившись на улице, я не смогла сдержать 
слез.
     Если бы рядом был муж... пусть даже увечный, безрукий или безногий. Если 
бы он 
только вернулся, мы не были бы так беспомощны. В случае необходимости я даже 
мыла бы 
посуду в каком-нибудь захудалом ресторане или же присматривала бы за 
велосипедами перед 
какой-нибудь закусочной, лишь бы только прокормить семью.
     Было нелепо в нынешнем положении вести речь о репутации министерства или 
чести его 
служащих. Тогда в Японии были молодые матери (у меня был только один ребенок, 
другие же 
имели троих или четверых детей), которые в это тяжелое послевоенное время 
хлебнули столько 
горя, что далее слез и тех не осталось.
     Разбитая, вернулась я к супругам Иида, поведав им о "репутации 
министерства".
     - Что ж такое получается, министерство иностранных дел ничего не желает 
делать, а вот 
о своей репутации печется, - злился господин Иида.
     Если муж скоро не вернется, то встанет вопрос о жизни и смерти всех нас 
четверых. 
Поэтому я должна, находясь у Иида, обдумать, что же делать дальше. Первым делом 
я 
вспомнила о Гвен.
     Супруги Иида любезно предложили мне остановиться у них. Я была им глубоко 
признательна, ведь я была для них совершенно чужим человеком.
     На следующее утро я отправилась в службу печати на улице Маруноути, место 
встречи 
иностранных корреспондентов.
     Сама улица была известна как "газетная аллея", и там собирались журналисты 
со всех 
стран. В приемной работала японка. Позже я узнала, что у нее было как нельзя 
подходящее ей 
прозвище "Крошка", ибо она была необычайно изящна. Несмотря на то, что в своих 
шароварах 
и с ребенком на спине я имела довольно жалкий вид, она приветливо ответила: 
"Гвен недавно 
ушла, но должна к двум часам вернуться. Вы можете подождать".
     С облегчением я опустила малыша на землю, а эта милая молодая женщина 
принесла нам 
бутылку темного лимонада.
     - Это американский освежающий напиток и называется кока-кола, - объяснила 
мне она. 
Моему сыну напиток страшно понравился, и он каждый день требовал кока-колу, но 
когда мы 
оказались опять в деревне, я уже не могла исполнить его желание.
     Для моего сына все, что происходило в приемной, было крайне интересно. Он 
ведь ничего 
не видел, кроме нашего хлева с коровами. Кресло, диван, столы и роскошные 
букеты цветов, 
составленные на американский манер, приводили его в восторг.
     Милая крошка Тайни спросила меня, знала ли я Гвен еще до войны.