- 
учащихся начальных, средних классов или подростков постарше.
     Больше всего ему нравилось, когда ребята навещали его вечером, после работ 
в поле. Как 
раз тогда он начал говорить и горделиво пел "Прекрасный Ку-сацу" - про горячий 
целебный 
источник - или "Песенку сборщика чая". Эти песенки доставляли ему огромную 
радость.
     Моя бабушка и мать недовольно морщились, но малыш весело орал свою песенку.
 Но 
когда позже, в поезде на Токио, он своим детским голосом, хоть и проявляя 
музыкальный дар, 
громко запел "Загляни в прекрасный Кусацу", даже я слегка покраснела.
     Тогда ежедневно в газетах писалось, сколь бессердечно обходились с 
эвакуированными 
их хозяева (крестьяне), сколь заносчивы горожане и как они свысока смотрят на 
деревенских 
жителей, которые, со своей стороны, желали как можно быстрее избавиться от этих 
"выскочек" 
из города. Совместное ежедневное проживание и без того чревато конфликтами. Я 
думаю, что 
пришлось хлебнуть горя и крестьянам, и горожанам.
     Мы же, напротив, были счастливы, и я могла бы пожить в деревне дольше, 
поскольку все 
там оказались такими отзывчивыми. Я представляла себе возвращение мужа, то, как 
расскажу 
ему, сколь доброжелательно отнеслись к нам эти радушные люди, и как он будет 
смеяться, 
узнав, что наш сын во все горло распевает "Прекрасный Кусацу" и "Песенку 
сборщика чая".
     Когда я чудными лунными ночами с плачущим ребенком на спине шла рядом с 
проселком, поскольку мы боялись с шумом бредущих рядом коров, я порой 
спрашивала себя, а 
не смотрит ли и мой муж сейчас на эту самую луну, похвалит ли он меня за все 
старания, когда 
увидит мои натруженные руки, которым приходилось выполнять крестьянскую работу. 
Мне 
нужно было набраться терпения. Мысль о том, что после возвращения мужа я буду с 
грустью 
вспоминать обо всем, придавала мне сил.
     В индийском лагере для интернированных Иида Миюки постоянно твердила стихи 

"Прежде мир вызывал у меня отвращение, но вот ныне я тоскую о нем". Придет 
время, когда 
мы со смехом будем вспоминать наши теперешние мытарства, говорила она тогда.
     Мне просто доставалось больше... ведь от меня целиком зависели бабушка, 
мать и 
сынишка. К счастью, мои услуги в качестве помощницы невесты, которая наряжает и 
красит ее, 
пользовались большим спросом, и это давало возможность выживать нашей семье из 
четырех 
ртов.
     Старики в деревне обычно собирались в храме, чтобы посмотреть танец 
цветения вишни в 
исполнении девочек из союза молодежи. Им я тоже предоставляла все свои 
уцелевшие кимоно. 
Из бумажных носовых платков мы вырезали вишневые цветы, красили их румянами и 
украшали ими тонкие веточки. Таким способом мы мастерили для храма цветущие 
вишневые 
ветки.
     Собиравшихся в храме крестьян, особенно стариков, это трогало до слез. За 
всю свою 
жизнь мы не видели столь чудного танца, говорили они. Разумеется, многие из них 
были 
дедушками и бабушками юных танцовщиц...
     Я делала это в знак благодарности за то, что все так радушно принимали 
меня, беженку.
     Тем временем моему сыну стало недостаточно только грудного молока, и мне 
пришлось 
думать о пище для него. Ему требовался отвар из белого риса, яйца и вареные 
овощи. Тогда и в 
помине не было детского питания.
     Я уже не могла полагаться только на хозяйский дом, так что мне приходилось 

отправляться за покупкой еды и в другие деревни.
     Это случилось чудесным солнечным днем.
     Когда я, как обычно, шла по проселку с малышом на спине, мне повстречалось 
несколько 
человек из города, которые также шли за продуктами. Сами они были из городов 
Нумадзу и