кричал, как будто его резали. Пока мы не привыкли к этим стукам, каждый раз 
чуть ли не 
сваливались с кровати от страха. Летом нас изводили мухи и блохи. Посреди ночи 
я вскакивала, 
зажигала свет и ловко ловила снующих повсюду блох. Когда я похвасталась, что 
стала 
настоящей мастерицей по ловле блох, бабушка заплакала: "Ты все же не обезьяна, 
чтобы 
хвалиться тем, сколь хорошо можешь истреблять блох. Прискорбно слышать такое".
     Тем не менее я каждый вечер забавлялась охотой и находила в этом 
удовольствие. Когда 
мы посыпали желтый порошок - смесь из далматской ромашки и хризантемы, так 
называемый 
пиретрум, - наших мучений поубавилось. Атак как шея продолжала немного зудеть, 
я не 
прекращала борьбу на два фронта. В конце концов нам удалось избавиться от блох.
     В хозяйском доме жила крестьянская семья, однако отец семейства уже шесть 
лет как 
умер. С хозяйкой жили ее совершенно очаровательная двадцатилетняя падчерица 
Кикуэ и 
семилетний сынишка.
     Она была второй женой хозяина, ибо мать Кикуэ рано умерла, и обе после 
смерти главы 
семейства управляли хозяйством. Кроме того, имелся еще "амбарный дедушка". Это 
был 
младший брат хозяина, но, хотя ему перевалило за пятьдесят - он был всего лишь 
на год 
моложе покойного, - он не имел семьи, так как был вторым сыном, и жил один в 
амбаре за 
хозяйским домом.
     Спустя годы я прочитала роман "Дзумму из Тохо-ку" Фукадзава Ситиру, и мне 
тотчас 
вспомнился "амбарный дедушка". Не только в Тохоку на севере Японии, но и здесь 
приходилось второму или третьему братьям искать иные средства заработка или же 
оставаться, 
подобно "амбарному дедушке", холостыми и работать на рисовых наделах и полях 
своих 
старших братьев.
     "Амбарный дедушка" был очень словоохотлив. Он с удовольствием разговаривал 
с 
матерью и бабушкой, и, когда у нас открывались двери и ставни, он устраивался 
на нашей 
завалинке и начинал рассказывать. Вторая жена, дескать, плохая, тогда как мать 
Кикуэ была 
очень тихой, добродетельной женщиной, но она умерла, когда Кикуэ ходила лишь в 
шестой 
класс, и мачеха с Кикуэ не очень-то ладят...
     - Кикуэ выглядит доброй, но на самом деле она черствая, ужасно черствая, - 
жаловался 
он.
     "Амбарный дедушка" боялся второй жены брата и взрослой племянницы, но 
постоянно 
твердил, какой он нужный работник, ведь приходится иметь дело с исключительно 
женским 
хозяйством. Но у обеих женщин он пользовался дурной славой, они считали его 
"лентяем и 
выпивохой", "плутом, который не работает, а только бьет баклуши".
     И тем не менее хозяйка, Кикуэ и "амбарный дедушка" были очень славными 
людьми, к 
которым я хорошо относилась. Кикуэ иногда уходила в поле и приносила нам четыре 
или пять 
пучков зеленого лука. Но мы не должны были проговориться хозяйке. К тому же она 

передавала для малыша несколько сушеных сладких картофелин.
     Поскольку Кикуэ считала меня молодой и я ходила сажать рис, полоть сорняки 
и плести 
соломенные шляпы, несмотря на то что была городским жителем, она прониклась 
доверием ко 
мне. Кроме того, как бывает присуще молодой женщине, она сопереживала мне, 
поскольку я не 
знала, жив ли мой муж, и должна была рассчитывать только на себя.
     Хозяйка была крепкой женщиной и, когда она видела, как я вытаскиваю воду, 
кричала: 
"Погоди, я сейчас". Затем доставала для меня без всякого надрыва два кувшина 
воды.
     Поскольку мой сын совершенно не страшился незнакомцев, каждый вечер его 
забирал с 
собой в баню какой-нибудь мальчишка. Когда ребята на велосипедах показывались 
на 
проселочной дороге, малыш с криком устремлялся к ним. Он любил всех без разбора