море, так 
что это лучшее место для ребенка. Кроме того, всегда есть свежая рыба...
     Итак, я продала дом, приняв приглашение этой семьи, и вот наконец все 
добрались до 
Нумадзу. Бабушкина знакомая семья подыскала нам жилье и помогла устроиться.
     Свои вещи мы по возможности раздарили и взяли в Нумадзу лишь самое 
необходимое. 
Моя бабушка с трудом ходила, да и мама была очень слаба. Узлы и ребенок были 
слишком 
тяжелы для меня. У нас не было никого, кто мог бы нам помочь, так что все 
оказалось не так-то 
просто.
     Однако всегда находились готовые помочь люди. Мы жили прямо позади 
святилища 
Сэнгэн, и местность вокруг давала простор для игры детям. Напротив располагался 
небольшой 
ресторан "Тонкацу", и молодая супружеская пара, которой принадлежал этот 
ресторан, была 
очень благожелательно настроена к нам. Их пятилетний сын Кэн-тян был настоящим 
сорванцом. Он каждый день играл во дворе с моим малышом как старший брат. 
Похоже, 
сынишка очень любил детей и просто обожал Кэн-тяна.
     У меня было очень много молока, и пришлось бы его выливать, если бы я не 
кормила 
грудью дважды в день ребенка торговца велосипедами на улице Хон-мати. У малыша 
Хитоси 
были большие глаза, сам он был очень бледен и слаб. На четвертый или пятый день 
он уже 
подползал ко мне, наверное, понял, что я собираюсь кормить его. Спустя 
некоторое время он 
набрал в весе, и округлившиеся щечки окрасились румянцем.
     Чета торговца велосипедами также была очень мила с нами. Когда у них 
появлялась 
свежая рыба, муж первым делом приносил ее нам. Таким образом у моего сына были 
молочная 
сестра и молочный брат. В Нумадзу все готовы были помочь нам, мы получали 
свежую рыбу, и 
я считаю, что нам страшно повезло.
     Тем временем американцы стали бомбить Токио, но мы находились в 
безопасности, и все 
страхи были позади. Меня охватывала дрожь при одной мысли, что было бы с нами, 
останься 
мы в Токио. Конечно, я беспокоилась о наших соседях и друзьях на Гиндзе и 
молилась об их 
благополучии.
     Когда воздушные налеты участились, то бомбардировщики стали пролетать и 
над 
Нумадзу. Каждую ночь выли сирены, и мы стали ложиться спать в одежде. Только 
недавно я 
хвалила себя за решение покинуть Токио, а теперь то же самое происходило со 
мной в Нумадзу. 
Мать и бабушка не успели нарадоваться нашей спокойной жизни, а я уже не 
находила себе 
места в Нумадзу.
     - Опять все повторяется. Я не желаю переезжать. Почему мы должны сейчас, 
когда 
наконец обустроились, вновь куда-то перебираться. Я не тронусь с места. Если уж 
ты хочешь 
переезжать, то делай это одна, - ворчала мать.
     Но бабушка доверилась моим предчувствиям:
     - Если она говорит, что хочет переезжать, значит, так тому и быть. 
Послушаемся ее.
     Я решила перебраться подальше в глушь. Нумадзу был хоть и небольшим, но 
все же 
городом. Я лее хотела оказаться где-то в сельской местности, чтобы нас окружали 
одни 
рисовые поля и пашни. Итак, взвалив ребенка на спину, я пересекла мост Нумадзу 
и 
отправилась на поиски.
     Каждый уголок, даже захудалая хижина были заполнены беженцами. Пройдя 
километров 
десять на юг, я обнаружила в одной деревне неподалеку от крестьянской хижины 
сарай. Там 
стояли две коровы, а рядом было еще помещение, где разводили гусениц шелкопряда.
 Оно 
было светлым и площадью примерно в десять квадратных метров. Когда я туда 
заглянула, то 
увидела, что на полу лежит татами. На полпути к хижине был колодец. Если там 
возвести 
навес, то можно было бы готовить пищу. Недолго думая, я пошла в хижину.