Естественно, 
на следующий день все им возвращалось. Случай с цветочным горшком так поразил 
управляющего кафе, что он зауважал вора, словно тот был фокусником. Господин 
Оида со 
своей пелериной чуть не лопался от гордости.
     Особенно весело было, когда к нам присоединялись Фурукава Роппа и Мацуи 
Суйсэй. 
Затем они ночью провожали меня домой. По пути, шествуя впятером или вшестером, 
мы 
совершали всякие глупости. Мы снимали вывеску повитухи и вешали ее перед лавкой 

зеленщика или же меняли вывеску торгующей китайскими снадобьями лавки на 
вывеску 
торгующего сладостями магазина, вывеску массажиста - на вывеску прачечной. Это 
были 
действительно глупые проделки, но мы веселились от души. Перед моим домом все 
пятеро или 
шестеро кричали трижды: "Кихару из Симбаси, бандзай!" После чего открывались 
ставни 
близлежащих домов, и оттуда выглядывали удивленные лица. Самые любопытные 
выходили на 
улицу, а моя бабушка стыдила нас. То было чудесное время.
     Молодые журналисты только что окончили университет, и более маститые 
коллеги учили 
их искусству утонченной беседы.
     Когда сорок пять лет спустя мы кое с кем вспоминали то время, то сами 
удивлялись, как 
это им тогда удавалось посещать ресторан "Каваки" в Симбаси или район Цукудзи, 
ведь тогда 
ни один из них не зарабатывал более шестидесяти йен.
     Хозяйка "Каваки" давала всем авансы, иначе говоря, она не проверяла счета.
     - Наверняка Янакэн как-нибудь заплатил за нас.
     - Ведь у Касуга-но Цубонэ были деньги, так что он заплатил за нас.
     - Когда Компару получил свой гонорар, он ведь полностью рассчитался, - вот 
такие 
высказывались предположения.
     - Я никогда не платил, - хвастался один.
     Во всяком случае, никто ничего точно не знал. Суть здесь заключается в 
самой системе 
аванса. Когда молодые служащие министерства иностранных дел желали заплатить, 
они 
слышали в ответ: "Вы всегда сможете рассчитаться, когда станете министром 
иностранных 
дел".
     В "Каваки" работала молодая прислуга Омиё-тян, бывшая родом из Кавагоэ. 
Все любили 
ее и называли "Крошкой из Кавагоэ". Оками-сан растолковала ей эту систему, 
после чего та 
спрашивала всякого посетителя, когда тот станет наконец управляющим.
     В то время один раз в году, как раз на его исходе, проводилась доставка 
счетов. Тогда 
хозяйка в сопровождении служанки с бутылкой виски шла к клиентам, чтобы 
получить 
причитающееся. Прежде обычаи были иные, нежели сейчас.
     Особо многообещающим молодым людям она всегда давала авансы, и, когда 
спустя 
двадцать лет становились министрами или управляющими, они понимали, что многим 
обязаны 
ей. И тогда возвращали ей сторицей те долги, что она им когда-то прощала. Вот 
как было в то 
время...
     Сегодня посетители жалуются на то, что в барах вам уже напоминают о долге, 
если вы не 
платили всего лишь неделю.
     Иные времена, иные нравы.
     Мне еще бросилось в глаза, что тогда были и другие представления о 
депутатах.
     Если кто-то из знакомых был депутатом, все говорили, что "никакой 
здравомыслящий 
человек на это бы не решился" или "у него нет ни кола ни двора". Быть политиком 
означало 
заложить все свое состояние. Невозможно было представить, чтобы политик 
зарабатывал 
деньги.
     Но и в Японии все полностью изменилось. Я полагаю, что никакая другая 
страна в мире 
не изменилась так за последние пятьдесят лет.
     Но в отношении данной системы кредитов я, уже будучи в Америке, кое-что 
узнала.
     Я читала биографию Сэмми Дэвиса Младшего. В то время знаменитые английские