Гранд-отель. 
Когда через три года у меня он действительно появился, то в первую очередь я 
попросила его о 
том, чтобы отправиться в Гранд-отель Йокохамы.
     - Почему? - поинтересовался тот.
     - Мне хочется посмотреть на корабли, а потом потанцевать.
     Атмосфера в борделе в Хонмоку была по-европейски светская, и там не было 
ничего от 
мрачной обстановки и непристойности традиционных увеселительных заведений. Все 
женщины были красивы и обходительны и танцевали с посетителями. Вдоволь 
натанцевавшись, каждая пара отправлялась по лестнице наверх.
     Мне удалось один раз взглянуть на комнату Черри из гостиницы "Кие" 
(возможно, было 
две или три гостиницы с таким названием, но я помню лишь одну). Она была 
прелестной - 
кровать отделана рюшем, а рядом стоял большой белый туалетный столик с тремя 
зеркалами.
     Черри в этом заведении среди иностранных клиентов считалась "номером один".
 В 
Ёсивара ее бы называли "лучшей лошадкой в конюшне". Но, несмотря на 
процветающее там 
одно и то же занятие, Хонмоку и Ёсивара разительно отличались друг от друга, 
начиная от лиц 
самих жриц любви и их одежды и заканчивая царящей в тамошних заведениях 
атмосферой.
     В связи с упомянутой поездкой на катере мне следует сказать и о 
воздухоплавании. Тогда 
из Германии прибыл "Цеппелин", который одно время был у всех на устах. Дошло до 
того, что 
одно продававшееся на улице в виде рыбы пирожное переименовали в "Вафлю 
"Цеппелин", и 
оно пользовалось бешеным спросом.
     Я, как и многие молодые люди, мечтала тогда о самолетах и воздушных 
кораблях и была 
одержима идеей непременно стать летчицей. Я начала брать уроки пилотажа в г. 
Токородзава. 
Мою учительницу звали Судзуки Симэ (позже она погибла при выполнении петли), а 
поскольку я была единственной девушкой, она особо выделяла меня.
     Я вспоминаю еще, что, хотя небольшая машина была устрашающе хлипкой, я 
обожала 
взмывать высоко в небо. И до сих пор я обожаю летать. В самолете, даже если это 

переполненный реактивный лайнер, я себя прекрасно чувствую, ем с большим 
аппетитом и 
очень хорошо сплю.
     Пропеллер нашей учебной машины в Токородзава должен был приводить в 
движение 
вручную кто-то из учеников.
     "От винта!" - кричала тогда наша инструкторша и запускала машину, которая 
ввиду 
своей малости требовала небольшого разбега и вскоре отрывалась от земли. 
Инструкторша 
сидела впереди, я чуть сзади, и мы держали вдвоем штурвал. Всякий раз я не 
переставала 
восхищаться, как мы, подобно перу, легко скользим по небу.
     Налетав тридцать восемь часов, можно было держать экзамен, и после сдачи 
ты 
становился пилотом третьего класса. Полет так захватывал меня, что меня все 
сильнее тянуло в 
небо.
     Естественно, все это я держала втайне от матери и бабушки. Бабушка, 
пожалуй, лишилась 
бы чувств, если бы узнала, что я кружу по воздуху на самолете. Но, увы, одна из 
моих подруг 
по летному делу, когда меня не было дома, принесла фотографию, которую я 
сделала на 
аэродроме.
     Моя бабушка расспросила обо всем трех господ из летной школы. Когда я 
после 
очередного занятия пришла домой, то застала ее в слезах. Она проплакала всю 
ночь, ужасаясь, 
какая я безрассудная... Всхлипывая, она сказала, что я могу летать сколько душе 
моей будет 
угодно только после ее смерти.
     Три месяца я тайком ходила на занятия, но теперь мне пришлось их оставить 
вместе с 
мечтой стать летчицей.
     Одно время моим постоянным посетителем был первый филиппинский президент 
Кесон, 
который настоял на том, чтобы я присутствовала на всех его приемах.