вовсе не было новым для моего слуха, на этот раз касалось непосредственно меня.
     Наша хозяйка затем поведала, что я очень приглянулась министру 
железнодорожного 
транспорта Мицути Тюдзо, и тот не прочь сделать меня женщиной.
     - Кихару-тян, у тебя еще нет покровителя. Одна пожилая гейша из 
администрации уже 
заметила, что ты пока не строишь никаких планов. Я полагаю, что тебе, по 
крайней мере в 
отношении лишения невинности, следует предпочесть видного человека.
     Тогда царило мнение, что самой заметной персоной является министр.
     Не каждый мог стать доктором или министром, как пелось в известной песенке 
"В конце 
же доктор или министр". Я присутствовала на многих приемах, но при всем своем 
старании не 
могла вспомнить, как выглядит министр железнодорожного транспорта. В то время 
совершенно 
немыслимо было видеть сорокалетнего министра, все политики уже имели солидный 
возраст. 
Принадлежали ли они буржуазной или народной партии, все без исключения были 
дедушками. 
Так что ничье лицо из министров не отложилось у меня в памяти.
     - Ты ведь понимаешь, что я хочу тебе сказать, не так ли? - настойчиво 
интересовалась 
хозяйка.
     И хотя я согласно кивала и покидала комнату, выражая на лице полное 
понимание, в 
действительности же далеко не была убеждена в том, что лишение девственности 
министром 
или кем-то еще имеет особое значение или даже необходимо, чтобы стать 
прославленной 
гейшей.
     Следующим вечером в большом зале "Томбо" состоялся званый ужин с 
множеством 
гостей. Все они шествовали мимо министра, занявшего почетное место перед 
токонома, и 
провозглашали здравицу в его честь.
     Тогда я впервые поняла, что же это был за министр Мицути Тюдзо. Во мне 
взыграло 
любопытство, так что я с интересом стала наблюдать за ним вблизи.
     - Кихару, присядь-ка ко мне, - дружески пригласил он меня занять место 
рядом с ним.
     "Об этом не может быть и речи", - вертелось у меня на языке.
     Возможно, он и был важной птицей, но годился мне в дедушки. К тому же у 
него 
оказалось весьма странное лицо; лоб и губы были густо покрыты темно-фиолетовыми,
 
возможно, старческими пятнами.
     "Это немыслимо", - подумала я.
     Министр благожелательным тоном обратился ко мне:
     - Ты, кажется, не пьешь? Прекрасно, тебе не к чему пить, лучше я за тебя 
выпью.
     Он держался исключительно учтиво, однако я была совершенно подавлена. Хоть 
он и 
такой высокопоставленный чиновник, но отдать свое тело столь отвратительному 
старику... тут 
уж вовсе не до шуток. Об этом не может быть и речи. Ну, был бы хоть 
посимпатичнее дедушка!
     Нет! Нет! Нет! Внутри у меня все кипело.
     Когда торжество было в полном разгаре, министр незаметно куда-то пропал. 
После этого 
исчезла скованность, и сотрудники министерства железных дорог повеселели. Будто 
никому не 
было дела до исчезновения министра.
     Наша администраторша Окацу позвала меня:
     - Кихару, пойдем-ка со мной...
     Сама пошла вперед, а я следовала за ней.
     Поскольку я чуть ли не каждый вечер участвовала в том или ином торжестве, 
устраиваемом в "Том-бо", то полагала, что мне знакомы там все комнаты. Однако 
помещение, 
куда сопровождала меня сейчас Окацу, находилось у черного хода, который вел к 
проходу, о 
котором я не подозревала.
     "Да, я и не знала, что сзади есть еще лестница", - пронеслась в голове 
мысль, когда мы 
поднимались. В конце лестницы находилась небольшая, прелестная комната.
     - Вот мы и на месте.
     Окацу открыла раздвижную дверь необычно малой для этого дома комнаты, 
размером 
всего шесть татами. Я думала, что здесь имеются лишь большие банкетные 
помещения. И