заметила, что они у него были размером с бейсбольную перчатку. Позже я посетила 
музей в 
Бруклине, где были выставлены его картины. Они представляли собой 
умиротворенные 
изображения цветов, детей и пейзажи, написанные в мягких, чудных красках и 
совершенно не 
гармонирующие с внешностью их создателя.
     Но его отличали удивительно добрые глаза, а позже, после ежедневного 
общения с ним, я 
увидела, что это очень доброжелательный человек, которого обожали ученики.
     Я получала четыре доллара за час позирования. В то время поездка на метро 
стоила 
пятнадцать центов (по сравнению с одним долларом сегодня). Университетские 
профессора 
получали за одночасовую лекцию пять долларов. Я благодарила судьбу, что, будучи 
японской 
простушкой, зарабатывала целых четыре доллара в час.
     При содействии профессора я была представлена преподавателям различных 
школ 
искусства. Начиная со Студенческой лиги на 57-й улице, я работала во 
всевозможных школах и 
институтах, как, например, на отделении прикладного искусства Нью-Йоркского 
университета.
     Я особо была благодарна за эту предоставленную мне работу, поскольку надо 
было 
каждый месяц посылать деньги бабушке, маме и сыну.
     Я снимала комнату в доме на Эст-Энде, принадлежавшем некой вдове, госпоже 
Даймонд. 
Она жила там одна с дочерью-подростком Даяной и оказалась очень интеллигентной 
и 
отзывчивой женщиной. Когда срок моей визы подошел к концу, она вместе со мной 
пошла к 
иммиграционным властям и стала моей поручительницей. Так я без труда смогла 
продлить еще 
на полгода свою визу.
     В ту пору хождение к иммиграционным властям для японцев было сущей мукой, 
поскольку американцы, все еще осознавая себя победителями в войне, большей 
частью вели 
себя высокомерно и развязно.
     Мне повезло, что в моих хлопотах о визе меня сопровождала миссис Даймонд и 
мне ни 
разу не пришлось с содроганием сердца одной общаться с иммиграционными властями,
 как 
другим японцам. Удача, о которой я уже писала в первых двух частях своей 
истории жизни, 
никогда не оставляла меня.
     
Нью-Йорк
     
     Когда в середине пятидесятых кто-то в Японии хотел поехать в Америку, 
требовалось 
приглашение от человека, жившего там, иначе нельзя было получить заграничный 
паспорт. 
Согласно слухам, подобное письмо стоило от пятисот до семи тысяч йен.
     К счастью, я вместе с мастерицей кукол, госпо-жей Одзава, поручителем 
которой 
выступил один полугосударственный союз, получила как посланник ведомства 
культуры 
желанный паспорт. Расходы на поездку, разумеется, оплачивала я сама. Нашей 
целью было 
показать на Международной нью-йоркской промышленной ярмарке в Колизее, как 
изготавливаются японские куклы. На четырехвинтовом самолете компании 
"Северо-западные 
азиатские авиалинии" мы летели около тридцати восьми часов. Сегодня, когда 
беспересадочный полет от Токио до Нью-Йорка занимает двенадцать часов, мой 
первый 
перелет мне представляется как некое наваждение.
     Госпожа Одзава и я проводили показы вместе, причем мне приходилось 
выполнять и роль 
переводчицы. Поскольку у нее в Японии остались муж и сын, по окончании выставки 
она 
тотчас вернулась домой, тогда как я решила остаться в Нью-Йорке.
     Все осуждали мое замужество с Н. Сегодня многие жены старше своих мужей, 
но 
тридцать лет назад нечто подобное воспринималось обществом, и даже семьей, как 
вызов. Меня 
там ругали вплоть до самого отъезда.
     Поэтому я решила жить сама в Америке, а бабушке, маме и сыну высылать 
деньги.
     Моя поездка в Америку обернулась в итоге бегством, а прибытие туда, если