кулик свое болото хвалит. Только поэтому мне и кажется все в Америке лучше. Но 
подобное ко 
мне не относится, ведь она приглянулась мне с самого начала, и именно по этой 
причине я живу 
здесь уже тридцать лет. В Америке мало предрассудков, и внешний вид не играет 
здесь такой 
большой роли, как в Японии. Поэтому я предпочитаю жить в Америке. Свой образ 
Америки я 
вовсе не придумываю. Все обстоит совсем наоборот. Этого и не могут понять 
японцы.
     Стоит мне написать то, что я действительно думаю, меня начинают обвинять в 

"пристрастном отношении к Америке". Однако я вовсе не являюсь бездумной 
поклонницей 
Америки, а скорее принадлежу к японцам еще старой закалки.
     
Я как натурщица в Академии художеств
     
     "Change pose"1 - распоряжается профессор. Я поворачиваюсь и подвожу 
раскрытый 
веер, который до сих пор держала на вытянутой руке, к груди. "Beatiful, 
beatiful!" - 
восклицает тот радостно, и можно слышать шепот среди студентов.
     Каждые пять минут мне необходимо менять положение. Мы находимся в Школе 
изобразительных искусств, иначе Академии художеств, на 23-й улице, что в 
Манхэттене. В ней 
преподавали многие известные учителя, и, помимо нескольких китайцев, там больше 
не было 
выходцев из Азии, а значит, и японцев.
     Я же работала здесь в качестве натурщицы. Во время написания портрета мне 
нужно было 
позировать пятнадцать минут, неподвижно застыв в одном положении, затем 
давалось пять 
минут на отдых. Во время эскизных работ мне приходилось, наоборот, менять позу 
каждые 
пять минут. Моим коньком были японские танцевальные позы. Американские 
натурщицы 
ограничивались позированием в положении стоя, сидя или лежа, в профиль и со 
спины. Когда 
приходится менять положение каждые пять минут, весь ваш арсенал быстро 
расходуется. 
Поэтому учителям и самим студентам каждый день требуется другая натурщица. Но я 
могла 
нескончаемо долго демонстрировать все новые позы. Уже один рукав кимоно может 
служить 
для разных поз, к тому же я пользовалась опахалом или зонтиком от солнца.
     Благодаря большой востребованности и достаточно солидному на то время 
заработку 
натурщицы я не могла и желать себе лучшего доходного места. Впрочем, открыл для 
меня 
такого рода деятельность исключительно случай.
     По соседству со мной жила незамужняя молодая женщина по имени Нэнси. Как и 

подобает американке, она с самого начала вела себя непринужденно со мной. Мы 
сошлись с 
ней, и она сопровождала меня по магазинам и посвящала во многие незнакомые мне 
вещи.
     Сама Нэнси работала в канцелярии Академии художеств. Однажды она 
пригласила меня в 
один итальянский ресторан поблизости от самой Школы изобразительных искусств. 
Около 
двенадцати часов я пришла в вестибюль академии, ожидая там Нэнси. Тут открылась 
входная 
дверь, и вошел крупный мужчина. Его отличал не только рост, но и полнота, у 
него было 
красное лицо, и сам он походил на водителя грузовика или боксера. Неожиданно он 

остановился как вкопанный и уставился на меня. Конечно, ему приходилось уже 
видеть японок 
на картинах или в кино, но здесь он впервые лицезрел живую японку в кимоно.
     Он приблизился ко мне и с удивлением меня рассматривал. Это случилось 
около тридцати 
лет назад, а я тогда была еще довольно привлекательной. Я пролепетала, что 
договорилась с 
Нэнси пообедать, тут как раз и она вышла.
     Нэнси представила меня, и я узнала, что это руководитель художественной 
школы. Он 
был так потрясен, что захотел дать своим студентам возможность нарисовать меня.
     На удивление, он вовсе не походил на художника. Когда мы на прощание 
подали руки, я