- Пусть тогда все трое перебираются к нам, - решила я. Нас и так было 
много, так что 
двумя детьми больше или меньше - не имело никакого значения. Если она отыщет 
работу и 
сможет там жить, мы сумеем позаботиться о детях, а сама мать оставит всякую 
мысль о 
самоубийстве. Таким образом, в тот же день Фудзико перебралась к нам со своими 
обоими 
детьми.
     Поскольку, к счастью, она оказалась приятной и милой женщиной, то нашла 
работу и 
кров в чайном заведении "Токива", владельца которого я знала. Я дала ей полный 
комплект 
одежды, куда входили летнее и зимнее кимоно с соответствующими оби. Она была 
молода и 
красива, так что и сами работодатели остались не внакладе.
     Теперь что касается детей.
     У меня был салон красоты, куда приходили клиенты. Поэтому было бы 
утомительно 
слышать ежедневно их гомон. У подножия холма, где располагался мой дом, 
находились 
детские ясли. Туда я их и определила с девяти утра до пяти часов вечера. 
Питались и мылись 
они у нас, спали же в моей комнате на втором этаже.
     Но самый маленький постоянно плакал. Его звали Минору, но из-за 
непрекращающегося 
рева все его звали Рева-Мино. Он никогда не говорил спокойным голосом, всегда 
слышались 
плаксивые нотки.
     С Такаси, тем, что постарше, мы не знали никаких трудностей, но вот 
Рева-Мино каждую 
ночь оправлялся в постель. Будучи уже далеко не младенцем, он оставлял в 
постели лужу. Пэко 
и Омо каждое утро злились из-за этого и его не жаловали. Я чувствовала себя 
виноватой и 
поэтому сама стирала мокрое белье.
     Мой сын тоже злился и боялся, что соседи могут в этом заподозрить его. 
Хотя свои футон 
я и просушивала каждое утро, все же на них было полно пятен. Я перепробовала 
всевозможные 
способы, к примеру, не давала Мино вечером ничего пить или же поднимала его 
ночью в 
туалет, однако ничего не помогало. В итоге подобное происходило каждые три или 
четыре 
дня... Раз я приняла его, то должна и отвечать. Будучи от природы очень 
отзывчивым 
человеком, мой муж. никогда не выказывал недовольства, и меня очень трогало то, 
что, покупая 
что-нибудь моему сыну, он то же самое приносил и Такаси с Минору.
     Как и следовало ожидать, мать и бабушка ругали меня за трех непрошеных 
гостей.
     - Ты не от мира сего, невозможно понять, откуда у тебя такие странные 
причуды, - 
жаловались они. По их мнению, я вовсе ополоумела.
     Однако мне становилось не по себе при мысли о том, что я буду безучастно 
смотреть на 
беды других, при том что, когда мне самой было плохо, меня по-отечески тепло 
приняли 
супруги Иида после всех тех мытарств, когда я с ребенком на спине и с котомкой 
риса, рискуя 
сломать шею, висела на подножке поезда. Мне было очень жалко Фудзико, которая 
хотела 
умереть со своими обоими детьми, и я не могла просто отмахнуться от Такаси, 
сказавшего: 
"Мама, мне не хочется умирать", - и Минору, впервые в жизни попробовавшего 
чего-то 
особенного - а именно лапши, которая должна была оказаться последним обедом 
приговоренного к смерти, - и жить дальше, словно бы ничего не было.
     Мой сын заботился о них, как старший брат, хотя Рева-Мино и ему был в 
тягость. Если у 
того не было игрушки, он плакал, если другие дети не играли с ним, он опять 
плакал, если мой 
сын и Такаси мирно ладили друг с другом, он тоже плакал. Этот ребенок словно 
жил 
исключительно для того, чтобы изводить всех плачем. Даже воспитательницы в саду 

удивлялись, что тот постоянно плачет. Он был прирожденным плаксой.
     Его старший брат Такаси оказался очень смышленым ребенком и мог без 
посторонней 
помощи излагать весьма запутанные вещи. Когда я по утрам зажигала перед