всегда усаживались вместе.
     Когда же разговор среди гейш переходил на детей, тотчас вмешивалась 
хозяйка Омицу: 
"Ну-ка, прекращайте перед выходом говорить о детях. Ваши лица и так уже 
выглядят чересчур 
обыденными". Здесь все еще царит представление о прекрасном, изящном личике 
гейши, на 
котором нет и следа повседневных забот. В этом кругу также царит негласный 
запрет на еду в 
присутствии гостей. Как бы ни велик был голод или как бы ни хотелось ей есть, 
гейша должна 
была себя сдерживать. Но если сам гость что-то предлагает гейше, она имеет 
право это 
отведать. Выказать желание чего-то выпить считается неприличным, и запрещается 
даже 
просить позволения сделать лишь глоток.
     Гейши, получившие прозвище "выпивохи", соревновались в выпивке с наиболее 
крепкими в этом отношении гостями, но такие гейши были редким исключением. На 
протяжении своей продолжительной карьеры я наблюдала всего два или три таких 
случая, и то 
в довольно узком кругу.
     Значительно позже меня несколько раз приглашали в лучшие бары или ночные 
клубы в 
Гиндзе, и меня поразило, что сопровождающие гостей девушки брались за 
бутерброды и 
фрукты и пригубливали вино. У нас царили совершенно иные нравы... Однако чем 
больше едят 
и пьют такие девушки, тем, естественно, больше расходы самого заведения, где те 
работают.
     Дальше, гейшам запрещалось вести приватные беседы между собой в 
присутствии гостей.
     С той минуты, как гейша оказывалась в кругу приглашенных гостей, ее время 
принадлежало им. Ей строго возбранялось болтать тогда с подругами. Позже в 
одном ночном 
клубе я как-то подслушала, о чем беседуют между собой работающие там девушки.
     - Что ты еще вчера делала?
     - Я была в "Кикудзуси" приглашена на суси. Тебе следовало бы тоже туда 
пойти.
     - Я не ожидала, что он будет столь великодушен.
     Тут я вновь со всей отчетливостью ощутила, сколь иным оказывается 
воспитание этих 
девушек-служащих по сравнению с симбаси-гейшами.
     Однако вернемся обратно в хакобэя.
     Часто случалось, что какой-либо артист и молодая гейша понравятся друг 
другу и затем 
им, естественно, захочется встречаться наедине. Постепенно между ними рождается 
глубокое 
чувство и, наконец, образуется супружеская пара.
     Кроме этого, были еще дамские угодники вроде Янагия Микимацу, который свое 
счастье 
искал поочередно и без разбора у всех женщин.
     "Какие у тебя прекрасные, обворожительные глазки", - говорил Микимацу, 
беря руку 
молодой гейши. А поскольку делал он это на глазах у всех, то все происходящее 
можно также 
воспринимать как шутку.
     "Кихару, а не пообедать ли нам где-нибудь вдвоем? Я похищу твою 
невинность", - 
говорил он, совершенно не церемонясь.
     Выражение "похитить невинность" стало крылатым. Когда моя подруга Мицурю 
брала 
меня за руку и шептала: "Я похищу твою невинность, малышка Кихару", - мы все 
хихикали. 
Маэстро Микимацу вворачивал это выражение, выступая на сцене и на всех приемах, 
когда 
после своих эротических каламбуров импровизировал: "Я похищу твою невинность!" 
- чтобы 
затем высоким, женским голосом завизжать: "Убирайся прочь, болван".
     - Маэстро, сегодня вечером мы хотим похитить твою невинность, - 
переиначили мы 
его остроту. Но сам трюк имел успех. Сколько гейш согласилось пойти с ним 
обедать, никому 
не известно...
     Тогда артистов мы называли сэнсэй - маэстро, но Микимацу ругался: "Что за 
чушь 
величать меня сэнсэй".
     Только бродячих певцов Тэйдзана и Бакин мы действительно именовали сэнсэй, 

возможно, из-за благоговейного отношения к тем их историям, которые 
повествовали о столь