походила на 
рикшу. Чу Пинси почти не знала японского языка, а также едва понимала 
по-английски. Я стала 
единственной для нее собеседницей. Хотя она записалась на курсы английского, 
главным 
образом училась у меня японскому языку.
     Когда однажды утром я открыла в классе крышку парты, то обнаружила внутри 
написанное ломаным английским любовное послание. Я тотчас сообразила, что его 
мог 
написать лишь прыщавый Морита. Его отец владел предприятием электрооборудования 
в 
Ситае, а его отпрыск был довольно назойливым.
     Такого же рода был и толстяк Адати в своих огромных очках. У него были 
девичья, 
молочного цвета кожа и ямочки на руках. Он преподнес мне набор из шести 
заточенных 
карандашей, обвязанных розовой лентой.
     Морита и Адати добивались моего расположения - как в пьесе кабуки.
     В ответ на просьбу дать свой адрес я всегда говорила, что мои родители 
умерли, и 
поэтому приходится жить у родственников.
     Ни эти двое, ни другие ученики, как, впрочем, и моя учительница, не могли 
и вообразить, 
что я была симбаси-гейшей. С другой стороны, даже мои наперсницы-подруги Котоё, 
Манэи и 
Коэйрё ничего не знали о моих занятиях в школе.
     Я доверилась только одному человеку, нашему слуге Хан-тяну. Однако он был 
нем как 
рыба, так что никогда бы не проболтался ни на каком приеме или в другом 
заведении с 
гейшами. На него можно было полностью положиться.
     Каждый ресторан с гейшами имел своих постоянных слуг, или хакоя. Само 
название хакоя 
- дословно "человек с ящиком" - идет от времени, когда слуги еще носили за 
гейшами 
продолговатые ящики из павловнии, где хранились сямисэны. На деревянных 
гравюрах 
Утамаро изображены гейши в сопровождении хакоя. Поскольку сами ящики для 
сялшсэна были 
тяжелы и громоздки, гейши не могли собственноручно доставить их к месту 
выступления.
     Сегодня сямисэн можно разобрать на три части и уместить в небольшом 
чемоданчике. Так 
что теперь его легко можно самой принести для исполнения танца адзума или на 
репетицию, но 
раньше не было никакой возможности, уложив его во всю длину в ящик, взвалить 
себе на 
плечи.
     Эти хакоя получали очень маленькое жалованье от союза гейш, но благодаря 
чаевым, 
которые им перепадали от ресторанов и самих гейш, они могли кое-как 
перебиваться.
     Мне всегда было крайне неприятно, чтобы мой хакоя тревожил меня в школе, 
но это было 
необходимо в случае неожиданно устраиваемой днем встречи.
     Дневные мероприятия, например большой прием на открытом воздухе или 
прогулка на 
лодке, оговаривались примерно за месяц, причем нам сообщались день и время. 
Поэтому я 
могла заблаговременно отпроситься в школе. Однако, если в Токио неожиданно 
приезжал 
какой-либо гость всего на два-три дня, не было иного выхода, как отметить 
встречу в тот же 
день.
     Тогда я спешно отправлялась домой, подкалывала свои косы, надевала 
красивое, 
девичьего фасона кимоно. Можно было выбрать и сине-белое крепдешиновое кимоно с 

броским оби, если сверху надевалась накидка хаори. Отсюда хакоя и называли само 
такое 
мероприятие "идти в чем есть", что попросту означало, что здесь не требуется 
официального 
костюма.
     В случае подобного дневного мероприятия наш хакоя Хан-тян прежде всего 
вызывал 
завхоза школы Ёнэду, который затем, шаркая своими резиновыми шлепанцами, 
подходил к 
окну нашего класса и улыбался, обнаружив меня. Это был очень добродушный старик.

     Затем господин Ёнэда входил в класс и что-то шептал на ухо нашему учителю