Дорогой мой, он - наш гуру, он - супруг божественной Каушальи, поэтому она 
должна следовать за ним и слушаться его. Пока этот справедливый монарх жив, и 
главное, пока он идет своим путем, царица, отправившись со мной, станет подобна 
чужестранке или вдове. О царица, позволь же мне уйти в лес и дай свои 
благословения, и, когда придет время, благодаря твоей преданности, я вернусь 
подобно старому Яяти, который вновь обрел небеса силою истины! Я никогда не 
отрекусь от того, что принесет благо всему царству; жизнь коротка, о царица, и 
я не дорожу этой жалкой землей ценой попрания долга!
Так этот тур среди людей успокоил царицу, настояв на своем решении отважно уйти 
в лес Дандака. С твердостью выразив свои намеренья младшему брату, Рама с 
любовью простился с матерью, почтительно обойдя вокруг нее.
Глава 22
Рама пытается успокоить Лакшману
Лакшмана, преисполненный горя и негодующий, был подобен великому слону с 
глазами, сверкающими гневом, опьяненному кровью. Владея собой, Рама приблизился 
к сыну Сумитры, любимому брату и другу, и с твердостью в голосе раскрыл ему 
свои мысли:
Усмири свой гнев и стань уравновешан. Оставь эту слабость и преисполнись 
великой радости. Немедленно забудь обо всех приготовлениях к моей коронации и 
исполни свой долг. О Саумитри, нужно забыть о моей коронации столь же поспешно, 
как она была подготовлена.  Поступай как царица, чей дух измучен мыслями о моей 
коронации, и стань умиротворен; я не в силах видеть мгновенья страданий моей 
матери, о сын Сумитры, и я не могу сознательно или бессознательно стать 
причиной малейшего неудовольствия всех матерей или отца. О Лакшмана, давай 
облегчим страдания нашего благородного отца, справедливого и доблестного. 
Сейчас главное, чтобы его жизни не грозила опасность.  Если я не оставлю 
стремление к короне, я разделю с царем нужду, заставившую его нарушить свой 
обет. Поэтому отложи приготовления к моей коронации, о Лакшмана; более того, я 
намерен покинуть город и как можно скорее уйти в лес. Мой уход позволит царице 
Кайкейи, матери Бхараты, исполнить свое желание коронавать сына, цель ее будет 
достигнута. Кайкейи будет счастлива, когда я в одеждах из древесной коры и 
шкуры антилопы, собрав волосы в одну косу, удалюсь в лес. Я не должен 
сопротивляться тому, кто вдохновляет и содействует моему решению. Поэтому я 
отправляюсь немедля. О сын Сумитры, в моем изгнании и последующем возвращении 
утраченного царства узри мою судьбу. Как Кайкейи причинит мне боль, если это не 
велено судьбой? Воистину, все матери мои отмечены любовью ко мне, мой друг, 
никогда прежде Кайкейи не видела разницы между мной и своим сыном. Я убежден, 
что ее жестокие слова против моей коронации, так же как требование моего 
изгнания были продиктованы Провидением (сноска 1, 221) и ничем больше. Могла ли 
иначе столь благородная и добродетельная царица вести себя со мной подобно 
сварливой бабе в присутствии своего супруга? Этой неведомой силой, именуемой 
Провидением, не могут пренебречь даже Бхуты; неизменный и твердый указ судьбы 
лишил меня удачи и изменил отношение Кайкейи ко мне. Зачем сражаться с 
Провидением, о Саумитри, если исход заведомо известен? Добро и зло, страх и 
гнев, приобретения и потери, бытие и небытие и все с этим связанное - все это 
удел судьбы. Риши, которые умерщвляют свою плоть в суровых аскезах, волею 
Провидения отступают от избранного пути и впадают в гнев или страсть. Не рука 
ли судьбы препятствует людям в их начинаниях вопреки их знанию и воле?  Эта 
истина не позволяет мне горевать о несостоявшейся коронации; поэтому со своей 
стороны даруй мне помощь и поскорее отмени приказы, отданные в связи с этой 
церемонией. Кувшины, полные святой воды, послужат моему очищению, когда я буду 
давать обет аскетизма, о Лакшман. Как еще мне использовать воду, приготовленную 
для коронации?  То, что я зачерпну своими руками, станет символом моих новых 
обязанностей - будь то коронация или изгнание в лес, неизвестно, что сулит 
большее счастье. О Лакшмана, не мешай матери принять свою судьбу, не хули моего 
младшего брата за то, что я отказался от трона, не ругай отца или кого бы то ни 
было еще; тебе хорошо известна неумолимая десница Провидения!

Глава 23
Лакшмана собирается сразить всех, кто препятствует коронации Рамы
Лакшмана слушал Раму, опустив голову, погруженный в свои мысли, мечущиеся между 
горем и радостью. Нахмурив брови и насупившись, этот тур среди людей вздыхал 
словно огромный змей, в гневе сокрывшийся в норе, и был ужасен с виду, как 
возбужденный лев. Он был хмур, члены его дрожали, руки двигались взад-вперед, 
словно бивни слона. Качая головой и отводя взгляд, он обратился к Раме:
О брат, не ко времени эта неуверенность в своей добродетели и странный страх 
поступить непочтительно! Что! Достойно ли лучшего среди воинов, бесстрашного, 
способного управлять судьбой, говорить, подобно тебе, что Провидение неизменно 
и страдания неизбежны? Who would not distrust those two perverse being? Кто 
поверит этим двум негодяям (сноска 1, 222)? Разве ты не знаешь, что обманщики 
часто скрываются под маской добродетели? Желая низвергнуть тебя, они 
притворяются благочестивыми, преследуя собственные цели. Даже если история с 
благословениями Кайкейи истинна, почему о ней ничего не было известно до того, 
как начались приготовления к твоей коронации? Это вызовет возражения людей; как 
может младший сын взять перевенство над старшим в делах государства? Мне 
нестерпимо это, о великий герой, прости меня!  Это так называемое чувство долга,
 заставившее тебя колебаться (сноска 2, 222), ненавистно мне, о великодушный, 
потому что оно смутило тебя.  Как можешь ты, всемогущий, подчиниться 
несправедливому приказу отца, который находится под влиянием Кайкейи? Разве не 
заметил ты их двуличия, когда они под этим предлогом отменяли твою коронацию? Я