|
93 Нечипорук И. Д. Агробиологические основы возделывания
хмеля. Львов, 1955, с. 46-50.
Календарное значение растительного орнамента подкрепляется и
различием двух грифонов, из крыльев которых вырастает этот цветок:
левый ("весенний") грифон показан с более молодым оперением, а на
правом ("летнем") грифоне перья длиннее, крылья более могучие, концы
крыльев закручиваются в завитки. Художник показал, что летний грифон
крупнее, как бы старше своего весеннего собрата.
Возможно, что ритуальный рог с подобным выдвижением на первое
место купальской волшебной силы (олицетворенной в двух грифонах) в
его декоре предназначался для самого торжественного заклинательного
общественного праздника -- дня Купалы, середины года ("шестая
пятница" из 12 пятниц в году), дня летнего солнцестояния,
отмеченного в древних календарях удвоенным солярным знаком.
Что касается образа грифона, то он был известен праславянам
еще в далекое скифско-сколотское время, когда на скифском пограничье
для украшения наверший знамен применялись бронзовые фигуры грифонов
94. Им несомненно придавалось охранительное, апотропеическое
значение, и грифоны нередко изображались в активной позе терзания.
----------------------------------
94 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 555.
95 Срезневский И. И. Материалы..., т. I, с. 18. ДИВЪ --
gryphus (в Житии св. Власия).
Большой интерес для нашей темы представляет русское
соответствие античному наименованию грифона -- ДИВЪ95. Див дважды
упоминается в "Слове о полку Игореве". Первый раз при приближении
Игоря к степи Див, находящийся на вершине дерева, "велит послушати"
что-то степной земле и какому-то идолу в Тмутаракани. Вторично Див
упоминается в момент разгрома русских войск: Див упал на землю.
Подробнее образ Дива будет рассмотрен ниже в общем контексте сюжетов
прикладного искусства X -- XIII вв.
Можно предположить, что обозначение грифона, "собаки Зевса",
словом "див" может объясняться как прилагательное от русской формы
имени Зевса (Zeus, Dios): "ДИЙ", "ДЫЙ" -- ДИИВЪ, ДЫИВЪ, т. е.
"принадлежащий Дию". В дальнейшем образ фантастического зверя с
крыльями и птичьей головой послужил основой для словообразования
типа "диво", "дивиться", "удивляться", "дивный" (в смысле
необычный).
*
Чеканную композицию на турьем роге из черниговского
княжеского кургана мы должны воспринимать как тщательно продуманную
во всех деталях иллюстрацию к древней "кощуне" об извечной борьбе
жизненного и мертвящего начала в природе и прежде всего в
растительном мире.
Главная идея мифа -- кратковременность торжества "кощьного"
начала и предопределенность свыше победы над ним сил жизни, роста,
цветения.
В эпоху Святослава миф существовал в более целостном виде,
чем он дошел до нас в фольклорных записях XIX -- XX вв. В нем было
единое повествование о поиске кощеевой смерти и о самой смерти
Кощея, ставшего уже ненадолго мужем Анастасии. В фольклоре оно
расчленилось на волшебные сказки о поиске кощеевой смерти,
осложненные множеством вариантов о "благодарных животных"; кощеева
смерть в сказках упрятана в значительно более сложную систему (море,
остров, дуб, сундук, заяц, утка, яйцо, иногда -- игла). В
черниговском мифе смерть Кощея спрятана только в зайце; из
помощников невидимых сил мирового добра (героя в мифе еще нет) в
мифе даны только представители пернатых (ястреб) и зверей (хорт,
названный в сказках архаичным словом).
Возможно, что миф состоял из двух частей: 1. Поиск. 2.
Смерть. Первая часть (уцелевшая впоследствии в сказках) на оковке
рога выделена особо. Героями этой части, а может быть и всей
композиции, являются два "дива". Вторая часть послужила основой
былин. Здесь два антипода -- Кощей и Анастасия, дочь Димитрия, --
выступают в антропоморфном облике. Противостоящего Кощею
антропоморфного героя в древней "кощуне" еще нет. Сказочный и
былинный герой, богатырь по имени Иван, освобождающий Анастасию
Прекрасную, -- по всей вероятности, более поздний элемент
повествования, появившийся в народных сказаниях не ранее широкого
распространения христианства.
Срединный летний праздник Купалы с его кострами, всенародными
"событиями" и разгулом всех жизненных сил, время превращения старых
зерен в новые колосья, день "бесовских русалий" стал Ивановым днем
(Стоглав). Приуроченность мифа, изображенного на ритуальном роге, к
"макушке лета", ко времени праздника Купалы не подлежит сомнению,
хотя сама смерть Кощея, освобождающая "воскресающую" Анастасию,
|
|