Культ Параскевы Пятницы развился довольно рано и, по всей вероятности, уже 
с XII–XIII вв. начал вытеснять культ Мокоши. Параскева Пятница считалась на 
Руси покровительницей полей и домашних животных, охраняющей семейное 
благополучие, исцеляющей от душевных и физических недугов. На Параскеву перешли 
функции и атрибуты, свойственные древней Мокоши. Пятницу называли “льняницей” и 
приносили ей в жертву первые снопы льна и вытканные убрусы (шитый оклад для 
иконы), приносили жертву, бросая в колодец пряжу, кудель. Название этого обряда 
мокрида, как и имя Мокошь, связано с корнем глагола мокнуть. В.И.Чичеров, 
собравший много данных о культе Пятницы, пишет: “Самый комплекс изображений 
Параскевы включает понятие священной земной влаги. Больше того: вода земли и 
Параскева тождественны – об этом свидетельствуют легенды об иконах Параскевы 
Пятницы, неведомо как и почему являвшихся в источниках и водоёмах”130.
    Мы считаем, что Мокошь изначально была связана с женским началом, о чём 
говорит и этимологический анализ. Объяснение теонима Мокошь через лексику со 
значением (прясть, плести, вязать( нам представляется более приемлемым, чем 
остальные версии. “Прядение” – это неотъемлемый атрибут женского начала. 
Объяснение же имени Мокошь через мокнуть и вытекающие отсюда “водяные ритуалы”, 
на наш взгляд, есть результат более поздней народной этимологии, когда 
изначальный “смысл” божеств стал постепенно утрачиваться.
    Мокошь и её связи с низшей мифологией. Так как Мокошь была единственным 
женским персонажем высшей мифологии славян, её влияние на развитие и даже 
появление женских образов славянской низшей мифологии переоценить трудно. 
Рассмотрим вкратце некоторые из этих образов.
    Первый из них – берегиня. Почитание берегинь уходит своими корнями в 
глубокую, “матриархальную” древность. Связь слова берегиня с глаголами беречь, 
оберегать очевидна. Берегини – духи, оберегающие людей от злых сил, 
противостоящие злокозненным упырям. Но некоторые учёные отмечают связь имени 
берегиня и со словом берег. Так, Б.А.Рыбаков соотносит слова берегиня, 
оберегать, берег следующим образом: “Для первобытного рыболова эпохи мезолита и 
неолита было совершенно естественно соединить понятие о береге, о твёрдой 
надёжной земле с понятием оберегания, охраны от нежелательного. В современных 
русских диалектах слово берегиня уцелело только на Севере, где дольше всего 
сохранялся охотничье-рыболовческий быт”131. Действительно, этимологическая 
связь между берегинями, обереганием и берегом несомненна. Ср. схожую 
семантическую связь: нем. Berg (гора( и Bergung (укрытие, оказание помощи(. 
    На отношение берегинь к водоёмам или к их прибрежной зоне указывает один 
фрагмент “Слова некоего христолюбца”: “А другие молятся, приходя к колодцам, и 
бросают в воду, принося жертву Велеару. А другие – огню и камням, и рекам, и 
источникам, и берегиням”132. Велеар – ветхозаветное божество лжи и разрушения. 
    Связь берегинь с водой объясняется тем, что вода – непременное условие 
жизни, плодородия. Автор XV в. писал о славянине-язычнике, что он “реку богинею 
нарицает и зверь живущ в ней яко бога нарицая, требу творит”133.
    Считается, что со временем функции берегинь перешли на русалок, которые 
представлялись существами доброносными. Они были связаны с культом плодородия, 
олицетворяли одно из непременных условий такового, – влагу. До XX в. дошли в 
хороводных песнях заклинания-призывы русалок на хлебные поля, чтобы обеспечить 
с их помощью рост и колошение хлебов.
    В старину существовали особые празднества, посвящённые русалкам – русалии. 
Они были тесно связаны с молениями о дожде и приходились в основном на середину 
весны – начало лета. 
    В более же позднее время под влиянием христианства мифический образ русалок 
у восточных славян трансформировался и перешёл в разряд нечистой силы. В таком 
виде, в виде демонических существ, русалки описаны этнографами XIX– начала XX в.
 
    Итак, в представлениях восточных славян русалки являются, во-первых, 
существами, связанными с духами воды; во-вторых, мифологическими персонажами 
культа плодородия; в-третьих, зловредными существами, близкими к навьям, т.е. 
относящимися к культу заложных покойников. Первые два понимания восходят к 
языческим временам, к образу вил и ещё более древним берегиням, третье же 
понимание русалок возникло уже под влиянием христианства, вытеснившего 
языческие персонажи в разряд нечистой силы.
    Кикимора (шишимора) – в восточнославянской мифологии злой дух дома (иногда 
считается женой домового). По ночам беспокоит маленьких детей, путает пряжу. 
Кикимора любит прясть или плести кружева, причём звуки прядения кикиморы в доме 
предвещают беду. Вера в кикимору сохраняется ещё в XIX в. Даль описывает, что 
кикимора – это род домового, который по ночам прядёт, днём сидит невидимкою за 
печью, а проказит по ночам, с веретеном, прялкою. В прошлом веке говорили: “Спи,
 девушка, кикимора за тебя спрядёт, а мать вы-тчет!”, “От кикиморы не дождёшься 
рубахи” (хотя она и прядёт)”134. По свидетельству В.Даля, в Сибири существовало 
представление и о лесной кикиморе, лешачихе. Кикимора враждебна мужчинам. Она 
может вредить домашним животным, в частности, курам. Чтобы кикимора кур не 
воровала, пишет Даль, вешают над насестом, на лык отшибленное горло кувшина 
либо камень со сквозною дырою. Основными атрибутами (связь с пряжей, сырыми 
местами, темнотой) кикимора схожа с мокушей, злым духом, продолжающим образ 
славянской богини Мокоши (ср. олонецкое поверье, согласно которому, если пряхи 
дремлют, то говорят, что за них прядёт Мокуша)135.
    Название кикимора – сложное слово, вторая часть которого – древнее имя 
женского персонажа мары, моры, первая часть, возможно, связана со словом кика 
(чуб, коса, волосы( (родственные кичка, кок), менее вероятны сопоставления с 
глаголом кикать (кричать, куковать( или литовским  kaukas (домовой, гном(136.