сооружение напоминало вымощенный неровный прямоугольник, вытянутый с юга на 
север, метров десять длиной. На каждом углу вымостка образовывала круглые 
выступы (киевские археологи отчего-то назвали их «лепестками»; лично мне 
остается лишь позавидовать их фантазии - углядеть в диковинном сооружении 
что-то схожее с цветком мне как-то не по силам). «Лепестки» (примем это 
определение из уважения к первооткрывателям святилища) на западной стороне 
поменьше, на востоке - больше. Между этими последними выступает на восток самый 
большой, около двух метров в диаметре, «лепесток», в середине которого 
сохранились остатки огромного деревянного столба, что-то около метра, 
восьмидесяти сантиметров толщиною. От основной площади вымощенного 
прямоугольника яму из-под столба отделяет - словно бы предохраняя столб от 
обугливания - большая каменная плита. Рядом с загадочным сооружением находятся 
несколько ям - у северо-западного «лепестка» небольшая ямка неясного назначения 
(для возлияний?), за юго-восточным - большая и глубокая яма в три метра 
диаметром, наполненная углем и остатками костей домашних животных. Там же 
найден топор X века - а топор был одним из символов Перуна. Наконец, двумя 
метрами южнее юго-западного выступа-«ле-пестка» обнаруживается ямка, 
заполненная обломками плоских кирпичей, так называемой плинфы, и щебнем. По ее 
краям - следы двенадцати жердей. Археологи датировали создание обнаруженного 
ими сооружения 971-988 годами.
      Нет, я не спорю, читатель, при наличии фантазии можно подыскать этому 
сооружению какое-нибудь другое объяснение. Ну, скажем, любил будущий креститель 
Руси посидеть летом на свежем воздухе под, скажем, деревом (остатки деревянного 
столба) под забором собственной резиденции и для этой цели специально велел 
вымостить под сенью ветвей площадку. Сидел там в тенечке, кушал шашлыки - следы 
двенадцати жердей, продолжая фантазировать, можно принять за остатки мангалов - 
а объедки, ленясь ходить далеко, зарывал по соседству в яму. И в ту же яму 
как-то во хмелю (это ведь ему принадлежит бессмертное изречение «Руси есть 
веселие пити, не можем без того быти!») выкинул, не заметив, с костями, любимый 
боевой топор.
      А можно прислушаться к наставлению мудрого английского монаха-доминиканца 
Уильяма Оккама, современника нашего Ивана Калиты, и не изобретать, насилуя 
разум и здравый смысл, сущностей сверх необходимых. Именно так поступили 
открыватели фундамента загадочного сооружения, определив точную дату его 
создания как 980 год, а в самой находке опознав остатки возведенной Владимиром 
святыни Русских Богов. Именно так поступил крупнейший исследователь славянского 
Язычества XX века - Борис Александрович Рыбаков. И я охотно присоединяюсь к 
этим ученым, и именно это - а не всеразъедающий «алкагест»[9] скепсиса - «а 
если нет? а чем докажете?» - и не самоуспокоенную нирвану агностиков - «нельзя 
сказать ничего определенного… ничего нельзя утверждать» - считаю подходом, 
достойным истинных ученых. Потому что я - неколебимый приверженец старомодной 
точки зрения на задачи ученого. Они, по моему скромному мнению, заключаются в 
том, чтобы искать и находить -г- а не блюсти свой имидж в глазах замкнутого 
круга «посвященных» коллег. Стоит только услышать, с каким невыразимым 
презрением радетели собственной «научной репутации» роняют в адрес покойного 
Аполлона Григорьевича Кузьмина - он-де «нашел несколько Руссий по всей Европе» 
- а в голосе так и звучит: негодяй какой, найти чего-то там осмелился! Не 
обихаживать, подкрашивая и подновляя, мумии полуистлевших фантазий заезжих 
шлецеров и миллеров, как все «порядочные ученые», а НАЙТИ!!!
      Вот этими чувствами, создается впечатление, и руководствуются иные 
«критики», налетая тучей на любую находку, на любое открытие, торопясь запихать 
науку о прошлом Руси назад - во времена аничковых, а то и глубже, в пропахшие 
пудрой и пылью кабинеты заезжих книжников галантного осьмнадцатого века.
      Впрочем, опять же, оставим их и возвратимся к открытию киевских 
археологов и некоторым выводам, на которые оно сподвигло Бориса Александровича 
Рыбакова.
      Во-первых, он достаточно убедительно сопоставил остатки деревянного 
столба с кумиром Перуна. Выступ-«лепесток», в котором находилось основание 
деревянного столба, и по размерам, и по месту в композиции главенствовал над 
остальными. А это соответствует положению Громовержца в летописном перечне 
Богов, чьи кумиры Владимир утвердил за границей своего двора, и в прежних 
договорах с Восточной Римской Империей, где из всех Богов перечня присутствует 
он один. В этом же перечне только у Громовержца особо отмечен материал кумира - 
дерево. Не было бы смысла подчеркивать этот материал, если б деревянными были и 
остальные кумиры. Б.А. Рыбаков обращает внимание на строки Первой псковской 
летописи: согласно ее рассказу, равноапостольный вероотступник «повеле кумиры 
испровреши, а другия огневи предать». Исследователь из этого сообщения делает 
разумный и убедительный вывод, что наряду с кумирами из, так сказать, горючего 
материала (дерева), дружинникам князя-святотатца пришлось иметь дело с 
изваяниями, которые можно только ниспровергнуть. Тут на ум приходят две 
возможности - во-первых, это могли быть кумиры, отлитые из металла. В главной 
святыне славян-велетов, Радигоще-Ретре, на землях современной Восточной 
Германии, кумир Сваро-жича был отлит из золота. В другом городе славян немецкие 
«просветители» захватили медный кумир, который не в меру ученый монах-хронист 
Видукинд Корвей-ский по уже упоминавшейся привычке окрестил «Сатурном». Литой 
кумир бородатого Божества в шапке, с упертыми в бока руками, найден в Чехии 
(чешские легенды вообще полны упоминаний про отлитые из золота и серебра 
изваяния Богов и Богинь). Медный небольшой кумир не то трехликого, не то 
четырехликого Божества найден археологами в старой Рязани. Наконец, совсем 
недалеко от Киева, в Чернигове, в 1701 году, при строительстве соборной церкви