«Бога по имени Ярило у славян не было» - как «не было» и Лады с Лелей. Честно 
говоря, не завидую я им, учитывая, что, собственно, даруют человеку 
перечисленные божества. Упоминавшаяся на этих страницах М. Семенова, кстати, 
долго бывшая одним из лучших, если не просто лучшим нашим историческим 
романистом, после того как в своем «Поединке со Змеем» вывела Бога мудрости и 
поэтического вдохновения Велеса/Волоса как безмозглого дракошу с «пустыми 
радужными глазами», превратилась в заурядную сочинительницу бандитских 
боевичков да плодите-льницу нескончаемых - и раз от разу все более скучных - 
«Волкодавов». Ее позднейшие творения ясно показывают как раз полное отсутствие 
за спиною писательницы оскорбленного ею Велеса-вдохновителя - «се, оставляется 
ваш дом пуст». Последствия упрямого отрицания Божества, дающего, помимо прочего,
 прошу прощения, стояк (и женскую любовь), вы, читатель, представьте уж сами - 
мне страшновато. То есть академики-то старенькие, им уже, может быть, и все 
равно, а какому-нибудь Л.С. Клейну, в силу его пристрастий, и вовсе побоку, но 
вам, читатель, я такое не рекомендую повторять даже в шутку.
      Итак, известно Божество, о почитании которого у восточных славян говорят 
поздние этнографические данные, имена людей и названия мест, есть и следы 
почитания его у южных славян и славян западных, но нет упоминания в летописях и 
других средневековых источниках. И есть Божество, упоминаемое в средневековых 
источниках, но совершенно не оставившее следа в местных преданиях, ономастике, 
этнографии - но при этом полностью подобное по дарам и власти первому Божеству, 
а по имени - ему созвучное. А может, вспомним снова мудрого британского чернеца 
Оккама и не станем умножать сущности без необходимости? Может, пришла пора 
отправить «Бога Семарьгла», как «поручика Киже» Киевского Пятибожия, «фигуры не 
имеющего», в исторический архив недоразумений и ошибок изучения славянской 
мифологии, вместе с «Усладом» и прочими призраками? Не было в киевском капище, 
в Пятибожии никакого «Семарьгла», а был неправильно прочтенный Сем Ярило[61]. 
Бог вешнего тепла и цветения, Бог плодородия земли, стад и людей, защитник 
полей, податель любовного жара и молодецкой удали. Каждый год умирающий и вновь 
возвращающийся к людям, именно он, единственный среди Бессмертных познавший 
смерть, ближе всех их к нам, смертным (быть может, оттого-то он и Сем - что, 
как мы помним, обозначает полубога). Тут его символом было и «ярица»-жито, 
зерно, которое, «погребаемое» в земле, «воскресало» по весне колосьями. Ярило - 
типичный «умирающий и воскресающий Бог» растительной силы - не зря Джордж 
Фрэзер в наиболее полном обозрении земледельческих культов такого рода (Диониса,
 Осириса, Таммуза), своем всемирно известном труде «Золотая ветвь», уделяет 
немало внимания и восточнославянскому Яриле. Именно его, а не строгого, 
лучезарно-неприступного Даждьбога Хорса или, тем паче, 
беспощадно-непредсказуемого Стрибога могли на праздниках изображать ряженые 
люди (на одно-единственное упоминание о ряженом «Крале Перуне» у болгар 
приходятся десятки упоминаний о «Яри-лах», «Яровитах», «Юриях» у русских, 
белорусов, поморян, украинцев, словенцев, причем облик и почитание «Краля 
Перуна» настолько похожи на таковые ЯрилыЯровита-Юрия, что речь надо вести о 
проявлении черт вешнего Бога у грозного Громовержца). По этой своей близости к 
простым людям, а также оттого, что его дары - любовь и плодородие - были важнее 
всего для земледельцев и пастухов, Ярило«Семарьгл» и был идеальным покровителем 
касты общинников, производителей жизненных благ, отчасти - и торговцев (Ярилами 
в некоторых местах называли ярмарки, проходившие около священных дней вешнего 
Бога). Размах и популярность культа Ярилы на Руси вполне соответствуют таковым 
галльского «Меркурия» и индоарийского Ганеши. 
      
МАКОШЬ
      
     На море-океане, на острове Буяне
     лежит бел-горюч камень Алатырь,
     на том камне светлица,
     в той светлице красная девица
     Матерь Божия с двумя сестрицами,
     они прядут и сучат шелковую кудельку
    Заговор
      
      
      Макошь (Мокошь, Макешь, Мокуша и пр.) - единственная Богиня киевского 
Пятибожия - из чего, понятное дело, отнюдь не следует, что она была 
единственной Богиней русов и славян. Она упоминается во множестве поучений, 
обличительных «Слов», житиях, исповедных вопросах. Эта Богиня упоминается в 
поучениях против Язычества обычно вместе с «вилами» - теми самыми стихийными 
девами, о которых мы говорили в начале книги. Иногда ее называют «Мокошь-Дива», 
что сходно с индуистским «Дэви», а равно и с названием последней из пяти частей 
Уэльса - Диведом. В поучениях и «словах» Мокошь сравнивают с суровой Гекатой, 
идолы которой (весьма, к слову сказать, напоминающие гневные формы индуистской 
Дэви) вымазаны жертвенной кровью. Суровый характер Богини подтверждается также 
и засвидетельствованной еще Далем поговоркой - «Бог не Макешь[62], чем-нибудь 
да потешит». Под «Богом» здесь скорее всего уже подразумевается милосердный 
«Господь» христиан, в противоположность «Макеши»-Мокоши, от которой ждать 
милостей неразумно. На месте капища Мокоши стоит, по всей видимости, 
Мокошинский монастырь в Черниговской области (как Перыньская обитель в 
Новгородчине - на месте капища Громовержца). Названия Мокош, Мокошницы, Мокошин 
верх известны в Польше, Чехии, у полабских славян - Мукуш, Мукеш, лужицкое 
Мокошице. В Пскове жил тиунуправитель Хлоптун Мокуша. Словенцам известна сказка