ведь нравы-то, как мы знаем из того же фольклора, представлялись чем-то 
врожденным. Если вдуматься - даже христианство, впервые поставившее во главу 
угла не род, не дружину, не корпорацию, не касту, а личность с ее «свободным 
выбором», спасением или гибелью - даже оно, однако, зиждется на представлении о 
родовой и наследственной ответственности потомков Адама за грех когда-то 
преступившего запрет божества первопредка. Даже коммунизм, исходящий из 
отчужденной особи «хомо экономикус» XIX-XX веков, при воплощении в жизнь 
оказался перед необходимостью считаться с понятием «классового происхождения» 
(с точки зрения ортодоксального марксизма - полнейшая чушь, ибо классовая 
принадлежность определяется только долей и характером участия в производстве 
материальных ценностей, но никак не наследственностью).
      Кстати, как ни удивительно, современная наука подтверждает подобные 
взгляды. Не так давно, в конце XX века, ученымизоопсихологами был поставлен 
любопытный опыт - предприняли попытку вывести добрых черно-бурых лис. Вообще 
это весьма агрессивные зверьки с «зубастым» характером. В течение десяти лет 
исследователи скрещивали между собой самых общительных, миролюбивых лис. 
Недавно был получен итог - ласковые, ручные существа, которых поднимают на руки 
и ласкают пятилетние девочки - а потомки свирепых хищниц-кусак блаженно щурятся 
в телекамеру. Поведение, получается, наследуется, характер детей можно задавать,
 скрещивая сходных характером предков. Кастовое общество осуществляло как раз 
подобную селекцию, свирепо отбраковывая «неправильных» человеческих особей и 
воспроизводя, усиливая от поколения к поколению, черты кастовой этики и морали. 
Все более властные правители, все более отважные, свирепще и сильные воины, все 
более хозяйственные и трудолюбивые общинники, все более послушные рабы.
      Немного поговорим об этих самых рабах. Представление о рабах и рабстве у 
нас сильно испорчено школьными впечатлениями об античном, так называемом 
классическом, рабстве. А также и о рабстве негров в Соединенных Штатах, 
поданном сквозь романтично-слезливую призму «Хижины дяди Тома» и множества 
«политкорректных» литературных и кинематографичеких клонов этой книжонки (в 
качестве противоядия всячески рекомендую «Унесенные ветром» М. Митчелл - 
естественно, книгу, а не фильм). Однако же рабство у славян и их соседей, 
народов Северной Европы - германцев, скандинавов, тех же кельтов - имело совсем 
другой характер. И не стоит судить о нем по, скажем, роману Валентина Иванова 
«Повести древних лет» - этому роману прекрасного автора очень повредило то, что 
Иванов стремился в нем противопоставить в славянофильском духе «плохую, 
расистскую» Европу, воплощенную в викингах, добрым славянам, и, кроме того, 
очень малый уровень тогдашних наших знаний об Языческой Европе и Руси. Так, 
Новгород не только процветает в романе в IX веке, но и имеет все пять 
районов-концов - а это число концов появилось в Господине Великом Новгороде 
лишь к закату его могущества, в XIV- XV веках, в IX же столетии Новгород еще 
представлял собою три деревеньки и крепость на островке, образованном Волховом, 
Малым Волховцем и Жилотугом. Что до ошибки писателя, расположившего легендарную 
страну Биармию норманнских саг на беломорском побережье, то ее и посейчас 
разделяют многие ученые, хотя скандинавы добрались до Белого моря не раньше, 
чем Новгород обзавелся пятью концами - в XIV веке, а русы вышли на его берега 
самое раннее за четыре века до того. Биармия же, вероятнее всего, располагалась 
на берегах не Северной, а Западной Двины - не зря названия Ливония и Биармия не.
 встречаются в одной и той же саге.
      Столь же неверно, намеренно мрачно показывает писатель положение у 
«жестоких» скандинавов рабов-трелей, которых он называет траллсами. Как шудры в 
индийской мифологии приходились все же потомками великому мудрецу и святому, 
так и у норманнов первый Трель, эпоним-прародитель сословия, был сыном Бога 
Рига-Хеймдаля.
      В Киевской Руси, что характерно, все случаи свирепых и безжалостных 
расправ с рабами, жестокого с ними обращения «отчего-то» связаны с духовными 
лицами. Вряд ли летописцымонахи оговаривали своих братьев во Христе и духовных 
отцов, так что это обстоятельство стоит взять на заметку любителям порассуждать 
про то, что христианская церковь-де старалась смягчить участь рабов. Ни про 
какого боярина или князя не сказано, как про архиепископа Новгородского, Луку 
Жидяту, что он отрезал язык и отрубил руки своему холопу Дудике. Стефан, 
которого удавили (не иначе, за доброту и ласку) собственные холопы, был отнюдь 
не мирянином, а преемником Жидяты, епископом новгородским (и опять-таки, ни про 
какого мирянина в те времена подобного не сообщают). Епископ Ростовский Феодор 
«прославился» бесчеловечным отношением к рабам, далеко затмевавшим жестокие 
развлечения надменной польской шляхты или нашей Дарьи Салтыковой, Салтычихи (и 
опять-таки, не имевшим ничего похожего среди нецерковных современников). А 
преподобный Варлаам Хутынский в одной из записей отчисляет монастырю столько-то 
голов челяди, да столькото голов скота - такого упоминания на одном дыхании 
рабов и скотины вы, читатель, у его светских современников не встретите. 
Христианская церковь несла из Византии, Восточной Римской империи не «смягчение 
жестокого обращения с рабами», а старое римское отношение к «двуногому скоту», 
«разговаривающим орудиям труда», живой вещи в ошейнике и на цепи.
      Слова «раб», «холоп», «челядин», «чадь», «отрок», обозначавшие в древней 
Руси рабов и не слишком отличавшихся от них зависимых людей, странным (для 
современного человека) образом близки, а то и вообще совпадают с названиями 
детей и подростков. Раб - робя, ребя, ребенок. Холоп, в западнославянских 
языках «хлоп» - хлопец, подросток. Челядь - рабы, но во многих говорах и 
диалектах Руси сохранилось и более древнее значение этого слова - «дети», 
английское «чилд» - родственное ему. Оттуда, из окраинных русских говоров, 
кстати, это слово шагнуло и в некоторые другие языки. Например, в