недаром воины русских былин (Илья, Алеша), одолев супостата (Тугарина, Жидовина 
и пр.), зачем-то (это для нас непонятно, зачем, современники и ближние потомки 
- отлично все понимали) рассекал его тело на кус-кк, раскидывал эти куски по 
сторонам, а голову, вздев на копье, привозил в родной стан - на заставу или на 
княжеский двор. Это обряд жертвоприношения… впрочем, я подробно рассказал об 
этом в работе, посвященной былинам, в главе «Череп-трофей в былинах». Убитый 
таким образом враг отправлялся прямиком к Богам войны и более опасности для 
оставшихся на земле, в мире людей, не представлял.
      Впрочем, и сам воин заранее, изначально определял себя в жертву этим 
суровым Богам. Принимая воинскую участь, принимая посвящение, он принимал и 
такую смерть - голову на копье и разбросанные в поле куски тела. И если доживал 
до старости, его все же хоронили по тому же обряду, по которому приносили 
жертву - в костре.
      Но это если дело шло о поединке. А ведь бывали и большие сечи, битвы, 
сражения, в которых «обезвредить» каждого убитого врага как следует не 
представлялось возможным. Конечно, не могло речи идти о том, чтоб отлучить 
воина-защитника от общественной жизни, как это происходило с 
преступником-убийцей. Но вот отлучение от процессов, научно выражаясь, 
производства материальных ценностей, в особенности пищи (в работах этнографов 
особенно подчеркивалось вредоносное влияние убийцы на пищу, строжайший запрет 
на разделение с ним даже процесса ее потребления, трапезы - не говоря уж о 
приготовлении) было, с точки зрения племени, сугубо необходимо.
      Конечно, у воинов были свои защитные чары и обереги. Но все они были 
посвящены Богам Войны, Огня, Железа, Грозы и Бури -* Богам, чье грозное 
присутствие - пусть только в виде обрядов и символов - пугало маленьких Хозяев 
и попечителей крестьянских полей и подворий едва ли не столь же сильно, как 
неупо-коенные мертвецы и слетевшиеся на запах крови и смерти хищные духи.
      Говоря кратко, воин, прикасаясь к труду крестьянина-хлебороба, совершал 
воистину бесчестное и позорное деяние - ставил под угрозу благорасположение 
духов Земли и Урожая к общине, к племени. Ставил под угрозу сам урожай. То есть 
он сам мог пропитаться и охотничьей добычей, как это и описано в былинах про 
Волха-Вольгу - не зря же самой древней разновидностью княжеских владений были 
не пашни, не пастбища и не покосы, а охотничьи угодья - «ловища». Но, надеясь 
на охотничью удачу для себя, оставлять без хлеба тех, кто доверял твоей защите… 
низость, хуже которой не враз придумаешь. Потому-то родственники Феодосия и 
возмущались так его поведением - а будущий святой, почитая причины возмущения 
родни за дремучие «языческие суеверия», не внимал их упрекам.
      Но ведь он сам не был воином, никого не убивал? Да ведь мы уже говорили 
об этом, читатель. Вторичны личные качества, дела и ответственность. Еще в XVII 
веке православные московские государи будут обрушивать опалу на целые боярские 
рода - за вину одного представителя. И так же поступало за полтысячи лет до них 
новгородское вече. Феодосии - потомок воинского рода, а стало быть, и на нем 
почиет все та же, небезопасная для урожая и благополучия общины, сила. Но, 
опять-таки, все это поверья Языческого, кастового общества, до коих юному 
фанатику христианства не было ровно никакого дела.
      А мы этот факт отложим в и так уже полную копилку следов, оставленных в 
письменных источниках существования на Руси каст. Воин - это не только занятие, 
это и происхождение. Феодосию, как воину по происхождению, считалось постыдно 
участвовать в крестьянских делах - вот ясный смысл этого сообщения жития 
святого. И ни на какое «влияние» этот мотив не спишешь - мне уже доводилось 
говорить - в Византии сословия только-только складывались, еще сидел на 
престоле потомок крестьянина, патрицием могли назначить не то что простолюдина, 
но и вообще инородца. Незадолго до рождения Феодосия правящий император - 
ничего общего с предыдущим не имевший - работал на стройке, а его брат торговал 
хлебом.
      Несколько слов об Алеше Поповиче[34]. Как опять-таки доводилось мне 
писать в работе, посвященной русским былинам, этому герою находится полная 
аналогия в преданиях Польши, где фигурирует Лешко Попелюш, хитростью 
расправившийся с врагом-«Змеевичем» - точно так же, как Алеша хитростью победил 
Змеевича Тугарина. В преданиях многих славянских народов, восточных и западных, 
упоминается Попялов, Попелек, Попелышек, Попельвар - хитростью побеждающий 
врага, сочетающего в себе змея и всадника, сопровождаемого птицами и собаками, 
как и Тугарин в русской былине. Да и хитрость обычно одна и та же, совершенно 
незамысловатая - герой, почти побежденный врагом, говорит, мол, обещал прийти 
на поединок - а за тобою целое войско. Тот недоуменно оглядывается - и герой 
сносит чудовищу голову. Так что сюжет былины уходит во времена славянского 
единства, задолго до крещения Руси, и, соответственно, ни о каком «поповском» 
происхождении молодого богатыря речи вести не приходится. Учитывая к тому же, 
что в былинах крест заменяет древний оберег, а в храмах, которые уже зовут 
«церквями», молятся «Богам нашим могущим». Да и сам Алеша поступает с Тугарином,
 как полабские славяне с пленными, которых приносили в жертву Богам, а из его 
головы на полном серьезе предлагает князю Владимиру Красну Солнышку изготовить 
сосуд для питья - поступая явно не по-христиански. Как видите, читатель,
 Алешка-Лешко («Аешко» по-польски - хитрец, обманщик, лгун, в говорах русского 
Севера «алёха» - плут, «алёшки подпускать» - хитрить, обманывать) был не 
большим Поповичем, чем Илья - крестьянским сыном. Былинная богатырская дружина 
изначально представала кастово монолитной.
      Были и другие проявления кастовой воинской этики, отличавшие благородного 
воина от простолюдина-ополченца (на Руси, как, впрочем, и в Индии, наряду с 
«кшатриями» существовало и «войско земли» - ополчение). «Законы Ману» запрещали