|
углу Европы, могшем при самом бедном и редком населении, полагая только по пяти
человек на квадратную версту, составлять до 5 000 000 душ, имевших свои города,
как, например, Новгород, Старую Ладогу, Старую Русу, Смоленск, Ростов, Полоцк,
Белозерск (Белоозеро), Изборск, Любечь, Псков, Вышгород, Переяславль; одним
словом, 148 городов, насчитанных Баварским географом в 866 году у одного только
племени северовосточных Руссов.
Между дикарями, на таком протяжении живущими, нельзя даже предполагать и
взаимных сношений, а тем ещё менее единства мысли, какое выразилось у Руси,
Чуди, Славян и Кривичей относительно вызова к себе князей на престол. Притом
дикари не имеют городов, а название Русы, например, Старою, свидетельствует в
свою очередь о древности существования её, заходящей далеко за Рюрика, ибо
придаточное «старый» даётся городу не прежде, как по построении тем же племенем
нового, одноименного с ним; и этот новый город, или новую Русу, мы находим в
стране варягов-Руссов под именем Novorutha (Новая Русса); на реке Русе,
составляющей правый рукав Немана, близ взморья, у Куриш-Гафа [84].
Этим окончательно удостоверяется и то, что Ново-Руссы, или варяги-Руссы,
соплеменны Старо-Руссам, но во время призвания варягов составляли уже отдельное
государство. Итак, Русь Новогородская была когда-то, до разделения своего на
восточную и западную, ещё сильнее; и это ее деление есть уже признак слабости
отжившего лучший век свой государства. - Речи послов Новогородских к варягам
свидетельствуют о том же.
Из второго довода летописи, где сказано: «наша земля велика и обильна»,
явствует, что племена, призывавшие князей варяжских, не сейчас составили
государственное тело, а напротив, прожили уже столько веков, может быть,
государственною жизнью, что успели составить пространное государство и скопить
народное богатство, ибо их земля была «велика», заключала в себе четыре больших
племени и обиловала всем, даже и городами - этим несомненным признаком
государственной или политической жизни, потому что существование городов
свидетельствует уже о разделении труда и образованности народа.
Из третьего довода летописи, где сказано, что у соединённых племён,
богатых всем, нет только «наряда» (порядка), явствует, что они хорошо понимали
благодетельное влияние порядка на благосостояние народное, следовательно,
наслаждались им до неурядицы своей, но, утратив этот порядок в управлении от
растления народного, уже не в силах были восстановить его сами многоличным
своим действием, распадавшимся на разные воли и желания, которыми руководили
вместо утраченных начал нравственных одни уже страсти: а потому, отжив золотой
век свой, должны были призвать князей для управления собой и для введения снова
порядка [85].
Посмотрим, к чему нас приведёт историческая аналогия. Народы и
государства возникают, растут, цветут, стареются, падают и снова восстают хотя
не в равные периоды, долгота которых зависит от образа их внутренней и внешней
жизни, но по одним и тем же законам. - Многие Финикийские племена существовали,
подобно Швейцарии, без князей; громадное их богатство, образовавшееся от
промышленности и всемирной торговли, свидетельствует о их политическом бытии,
силе и могуществе; ужели же, видя всё это, можно сказать, что государства
Финикийского никогда не существовало, потому что Финикияне не имели князей,
владевших ими? - Так, из греческих братовщин многие существовали без царей; но
ужели можно сказать, например, что Афины не имели политического народного бытия
до Пизистрата и что Солоновы законы не свидетельствуют о гражданской жизни
Афинян? Так точно и Рим существовал 700 лет до появления Цесарей (Чесарей),
ужели же дозволено будет сказать безнаказанно в учёном мире, что Рим начал
политическое бытие своё только с Августа?
Но ежели Финикийские, Греческие и Римская братовщины заслуживали названия
самостоятельных государств до избрания ими верховных владык, то почему же
северо-восточная Славянская братов-щина, которая, может быть, старее всех
упомянутых, лишена этого права, и соединение Славянских племен и Чуди в
Новогородской области хотят считать государством только со времени призвания
варягов, тогда как мы видели из вышеприведенных показаний летописи, что эта
братовщина была уже богата, обиловала всем и нуждалась только в утраченной ею
урядице? Не обязаны ли мы заключить, что народ богатый, обилующий всеми благами,
но сознающий в своём управлении неурядицу, отжил уже периоды младенчества,
возрастания, процветания, и следовательно, прожив долго, приблизился наконец к
эпохе падения своего, подобно Риму пред Августом? - Но Новогородцы сознавали
своё падение, то есть своё нравственное обессиление, следовательно, сознавали
беспорядки, происходящие от народного правления, а потому и решились вверить
управление собой единовластию, ибо в демократизме уже не было ладу, не было
урядицы; это мы видим из летописи. - А если это так, то почему же
государственную жизнь северных Славян считать со времени их падения и спустя,
может быть, после долгой процветавшей их жизни? Почему же Рим ведёт свое
летосчисление с Ромула, а не с Августа? Если у России нет своего Ромула, ни
истинного, ни баснословного, ибо трёх братьев Чеха, Леха и Русса мы не признаем
родоначальниками Славянских племен, несмотря на польское и чешское предания о
них как о родичах праотцев наших; то у неё есть фактические доводы о
государственной богатой жизни народа своего до варягов. Зачем же мы отрежем
этот, может быть, лучший период до-Рюриковской Славянской жизни от истории
Русского народа, не проследив ещё надлежащим образом древней общей истории, не
исчерпав всех источников до истощения? Может быть, окажется ещё много сведений
о Руссах, которые не помещены в наших летописях. Есть много историков, писавших
прежде Нестора, а также и современных ему, у которых мы до сих пор и не думали
искать Руссов, или не узнали родичей своих под именами, составляющими перевод с
|
|