дело управления страной в 
свои руки и перестроят ее на научных основаниях.

«Если вы будете работать внутри методологии, – пишет Г. Щедровицкий в книге 
„Философия, наука, методология“, – в методологической команде, то у вас не 
будет всех этих проблем: зачем нужна методология, что она позволяет, и чего она,
 наоборот, не позволяет. Вы будете методологизировать – и все.

…Теория деятельности ставит вопрос о глобальном, или тотальном проектировании и 
планировании всего социума, об управлении им на научных основах.

Для меня работа в области методологической Касталии [3] главное. Если мне 
удастся подготовить сто – сто пятьдесят методологов на страну, я умру спокойно. 
Поскольку они дальше будут по принципу лавины готовить следующих». 
[4]
Я решил выйти из школы Щедровицкого и начать самостоятельную интеллектуальную 
жизнь. Именно в этот период моя первая жена увлеклась сначала православием, а 
затем встретила гуру, которых в то время в Москве было немало. Этот гуру, 
которого, если память меня не подводит, звали Валерий, привез целый чемодан 
самиздатовской эзотерической литературы, собрал вокруг себя кружок, состоявший 
в основном из женщин, и стал учить. Гуру учили в то время самым разным вещам: 
пропагандировали уже известные доктрины, например, Будды, Рудольфа Штейнера, 
Блаватской, Елены Рерих, знакомили с новыми эзотерическими учениями (особенно 
сильное впечатление здесь произвели два автора – Джон Кришнамурти и Карлос 
Кастанеда), создавали собственные интерпретации и варианты эзотерических знаний.

Моя жена не просто увлеклась эзотерическими идеями, но оставила обычную жизнь и 
семью, ушла с работы, день и ночь читала эзотерические тексты, медитировала, 
голодала. Закончилось хождение в эзотерику печально. Все это заставило меня не 
только искать смысл жизни в рамках философии и методологии, но и попытаться 
понять свою супругу, а также сами эзотерические учения. Я стал читать тексты 
Будды, Кришнамурти, Штейнера, Шри Ауробиндо, Кастанеды, Гурджиева, Успенского и 
других авторов. Сначала ничего не понимал, возмущался, как мне казалось, дикой 
фантазией и ненаучностью эзотерического мышления. Но потом поостыл, взял себя в 
руки и сказал: «Негоже философу так относиться к чужой, пусть даже непонятной 
мысли, буду учиться, искать ключи к эзотерической реальности и сознанию».

Пришлось много читать и перечитывать одни и те же тексты, применить для их 
реконструкции весь арсенал известных мне средств и методов семиотики, 
методологии и психологии, и, что думаю, не менее важно, искать в себе опыт 
(переживаний, разрешения экзистенциальных проблем; какую-то роль сыграли и 
занятия карате с их дзенбуддистской подкладкой), который бы помог почувствовать 
эзотерическую реальность, войти в нее.

Где-то через пять-шесть лет я понял, что мне это удалось. Чтобы проверить себя, 
решил изложить для друзей свое видение и понимание эзотерических учений. 
Объявил семинар. Чаще всего он проходил на квартире моего приятеля и сотрудника,
 поклонника Кришнамурти, Вадима Конжукова.

Чтобы хоть немного передать атмосферу этих семинаров, приведу воспоминания двух 
его участниц, архитектора Галины Лебедевой и психолога Аиды Айламазьян.

Галина 
Лебедева:
«О превратности судеб эзотерического знания в нашем отечестве мне пришлось 
задуматься недавно, после посещения книжной ярмарки на Олимпийском стадионе, 
где среди одуряющего множества прилавков с литературой поистине „всеохватного“ 
содержания – от детских раскрасок до сочинений Фрейда или Гайдара – выделяются 
островки узко специализированной книжной продукции, относящейся к трем самым 
востребованным сегодня темам: компьютеру, экономике (праву) и, как ни 
удивительно такое сочетание, эзотерике в любых ее проявлениях. Строгие 
дисциплины общения с компьютером и поиск четкости и обоснованности в 
общественных установлениях теперь, как будто, влекут за собой обостренный 
интерес и ко всему тайному, магическому, необъяснимому.

Совсем иную подоплеку имел тот же интерес в начале 80-х, когда Вадим Розин 
отважно взял на себя труд „повивальной бабки“, пестовавшей в течение нескольких 
месяцев возникновение эзотерических сполохов в заданной „одномерности“ сознания 
советского человека. На его семинар приходили люди разного возраста, разных 
профессий, разного социального статуса (так, я занималась теорией архитектуры, 
мой муж – врач-терапевт, его друзья – реаниматолог и санитар). Мы собирались 
темными вечерами в старом доме, в квартире, странные жильцы которой терпеливо 
сносили наше присутствие: слепой ворон в проеме распахнутой клетки 
прислушивался к нашим шагам, бродила большая собака, заглядывая в лица, кошка 
демонстрировала свою отстраненность, молчаливый хозяин помогал нам, когда мы 
заполняли пространство одной из комнат компактно, на всех уровнях, словно 
природную расщелину. В уютной тесноте я раскладывала вязанье, и болотная зелень 
ползущих шерстяных нитей дополняла картину естественного сосуществования людей, 
ради единой цели ост