го 
существования в этом мире.

Русские мыслители и религиозные философы начинают обращаться к каббале лишь в 
конце XIX – начале XX вв. Одни из них ищут в ней новые интерпретации трактовок 
Писания для обоснования собственных религиозно-философских взглядов, другие – 
дополнительную аргументацию, используемую в антисемитской пропаганде. Каббалой 
интересовались такие русские мыслители, как В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, П. 
А. Флоренский, Н. А. Бердяев, В. В. Розанов, Л. А. Тихомиров, А. Ф. Лосев и др. 
В отличие от западных, русские философы практически не имели возможности 
ознакомиться с оригинальными источниками еврейских каббалистов и, как правило, 
пользовались переводами трудов христианских мыслителей и оккультистов, в разной 
степени знакомых с каббалистическим учением.

Ранние работы Владимира Соловьева[55] насквозь пропитаны каббалистической 
тематикой: это идеи подлинного сопричастного Богу существования, целостности 
мира и всеединства творения («мировой души») и Творца, где душа человечества, 
Адам Кадмон – «это мыслящий центр и внутренняя связь всех существ…»[56].

Свой взгляд на каббалу Соловьев формулирует следующим образом: «…каббала не 
есть продукт ни Средневековья, ни александрийского мышления. Неизгладимую 
печать ее древнееврейского происхождения и существенное ее отличие от 
неоплатонического учения мы видим в особом первобытном реализме и цельном 
монизме этого своеобразного миросозерцания. Характерное для всей греческой 
философии и вполне сохранившееся в неоплатонизме противоположение между миром 
умопостигаемых сущностей, областью истинного, подлинного бытия, и миром 
материальных явлений – это дуалистическое противоположение совершенно 
отсутствует в каббале (для нее материальный мир есть только последняя крайняя 
степень реализации и воплощения истинносущего)»[57].

Однако, несмотря на обилие каббалистических идей в работах Соловьева, многие из 
них крайне трансформированы и искажены по смыслу. Причина этого состоит в том, 
что его познания в каббале базировались в основном на источниках поздней 
христианской каббалы с преобладанием оккультной составляющей, что и оказало 
свое влияние на его восприятие каббалы как религиозно-мистического учения.

Работы Соловьева по каббале послужили фундаментом для дальнейших исследований 
этого учения русскими философами. Увидев в учении Соловьева каббалистический 
элемент всеединства, русский философ и богослов Сергей Николаевич Булгаков 
(1871-1944 гг.) приступает в начале XX в. к серьезному изучению каббалы, о чем, 
прежде всего, свидетельствует его работа «Свет Невечерний» (1917 г.). Пытаясь 
понять каббалистическое учение, Булгаков обращается к доступным в то время 
переводам «Зоара» и «Сефер Ецира», наиболее известным из которых являлся 
шеститомный французский перевод «Зоара» Жана де Паули, выполненный в начале XX 
в.[58]. Однако этот перевод, являвшийся для русских философов начала века 
зачастую единственным источником каббалистического знания, был полон искажений 
и фальсификаций. Жан де Паули практически не был знаком с каббалой, что 
наложило отпечаток не только на адекватность перевода чрезвычайно сложного 
текста «Зоара», но и на тот образ каббалы, который сложился у его читателей[59].
 Зависимость от плохих переводов – печальное отличие русских энтузиастов 
каббалы рубежа веков от их предшественников – христианских каббалистов. 
Несмотря на это, Булгакову удивительным образом удалось избежать оккультных 
искажений в понимании каббалистического учения. По глубине и полноте знакомства 
с каббалой его можно соотнести с классическими христианскими каббалистами 
Европы. Неоднократно цитируя «Зоар» и сопоставляя каббалистическое учение с 
новозаветным, Булгаков приходит к следующему выводу: «Идея о человеке как 
микрокосме, столь многократно высказывавшаяся в философской и мистической 
литературе старого и нового времени, нигде не получает столь углубленного 
истолкования как в каббале»[60].

К аналогичному выводу приходит и Николай Бердяев (1874-1948): «В каббале 
самосознание человека достигает вершины»[61]. «В обычном христианском сознании,
 – пишет русский философ, – истина о человеке-микрокосме задавлена чувством 
греха и падения человека. В официальном христианском сознании антропология все 
еще остается ветхобиблейской. В основной книге каббалы „Зогаре“[62] и у Бёме в 
«Mysterium magnum» (толковании на первую книгу Моисея) снимаются с Библии оковы 
ограниченности и подавленности ветхого сознания человечества, и приоткрывается 
истина о космическом человеке»[63].

В ХХ в. философы, мыслители и писатели – Гершом Шолем, Вальтер Беньямин, Франц 
Кафка, Мартин Бубер, Исаак Башевис Зингер и другие продолжили теоретическое 
исследование феномена каббалы.

Сегодня каббала изучается во многих университетах мира. Особый интерес к этой 
науке проявился в последнее десятилетие: публикуется масса интересных работ, 
исследующих различные аспекты каббалистического учения, все больше людей 
устремляются в поисках достоверной информации о каббале. Ученые из различных 
областей науки обращают свое внимание на древнее учение, обнаруживая в нем 
подробные объяснения сложнейших закономерностей природных процессов. Постепенно 
люди начинают осознавать, что есть в науке каббала некий инструмент, умение 
пользоваться которым поможет человеку решить многие тупиковые проблемы и 
позволит раскрыть новые грани в познании себя и окружающего мира.

В продолжение нашей беседы, я при