ско-эзотерических взглядов Павла 
Флоренского

Что из себя представляет учение Павла Флоренского, изложенное в его первой 
книге «Столп и утверждение истины», принесшей, как известно, Флоренскому имя и 
широкую известность в религиозных и философских кругах? Что это, рассказ автора 
о своем «живом религиозном опыте», как он пишет о том в обращении к читателю (и 
здесь сразу вспоминается «Исповедь» св. Августина) или философское учение? Но 
может быть, это учение эзотерическое и, поэтому для ортодоксальных православных 
мыслителей отчасти еретическое? Известно, ведь, что, с одной стороны, 
поклонники Павла Флоренского в православной церкви ведут борьбу за его 
канонизацию, но с другой – составилась партия «против», как сказал один из ее 
представителей: «Кто такой Флоренский? – Пышный букет нераспустившихся 
ересей!»
Вопрос о том, как Павел Флоренский соединяет в своем мышлении рациональное 
мышление с верой (как у него соединились эти две области человеческого духа) 
возник у меня и при чтении его других работ, особенно «Детям моим» и 
«Воспоминания прошлых дней». Вроде бы, судя по воспитанию, да и собственным 
увлечениям, юный Павел должен был вырасти полным атеистом и ученым с 
физикалистской ориентацией. Отец, которого Павел очень любил, ориентировал сына 
на занятия естествознанием, тщательно избегал тем, касающихся веры в Бога, а 
сам Павел основное свое школьное время посвятил физике и другим естественным 
наукам, что и привело его закономерно позднее на физико-математический 
факультет Московского университета (закончил в 1904 г.). «Такова была программа,
 – вспоминает Павел Флоренский, – воспитать ум чистым от пережитков 
человеческой истории, прямо на научном мировоззрении… Передо мною с пеленок 
стояли всевозможные явления природы, запечатлевшиеся в памяти с крайней 
резкостью. Отец, тетя Юля, изредка мать рассказывали и объясняли, безжалостно 
изгоняя все сверхъестественное: на все находилось свое объяснение в духе 
натурализма, схематически простое и понятное. При этом подчеркивалась строгая 
закономерность природы и непрерывность всех ее явлений»[197]. Приблизительно в 
VI классе, считает Павел, у него сложилось научное отношение к миру. «На вопрос,
 к чему я стремлюсь, – пишет он, – я бы ответил: „Познать законы природы“, – и 
действительно, все силы, все внимание, все время я посвящал точному знанию. 
Физика, отчасти геология и астрономия, а также математика были тем делом, над 
которым я сидел с настойчивостью и страстью, друг друга укреплявшими»[198]. А 
вот отношение родителей к религии.

«Родители мои, – вспоминает Павел, – хотели восстановить в семье рай… но в этом 
раю не было религии… она отсутствовала тут не по оплошности, а силою 
сознательно поставленной стены, ограждавшей упомянутый рай от человеческого 
общества… В нашей семье суть религиозного воспитания заключалась в сознательном 
отстранении каких бы то ни было, положительных или отрицательных, религиозных 
воздействий извне, в том числе и от самих родителей. Никогда нам не говорили, 
что Бога нет, или что религия суеверие, или что духовенство обманывает, как не 
говорилось и обратного»[199].

И вдруг, когда Павел заканчивал тифлисскую гимназию, на поверхность его 
сознания вышла, прорвалась религиозная реальность, а старый мир, построенный на 
догматах науки, буквально рухнул (Флоренский именно так и осознает 
происходившее с ним в то время – «обвал»: «произошел разлом, разрыв биографии, 
внезапный внутренний обвал… важнейшим было: неожиданность и катастрофичность 
его»; «можно, пожалуй, увидеть в происшедшем внезапное открытие дверей иного 
мира»[200]. Сначала на фоне неясных переживаний и тоски Павлу во сне пришла 
весть («…тончайший луч, который был незримым светом, не то – неслышным звуком, 
принес имя – Бог»), которую по пробуждению он осознал так: «Мне это было 
откровением, открытием, ударом. От внезапности этого удара я вдруг проснулся, 
как разбуженный внешней силой, и, сам не зная для чего, но подводя итог всему 
пережитому, выкрикнул на всю комнату: „Нет, нельзя жить без Бога“»[201].

Затем после серии схожих переживаний уже на фоне прекрасной природы у Павла 
происходит настоящий переворот: к нему помимо его сознания сами начинают 
приходить мысли, решительно зачеркивающие научное мировоззрение. В целом 
описанный переворот («обвал») выглядит как неожиданный и ничем не обусловленный.
 Столь же необоснованным и непонятным, во всяком случае для меня, выглядело 
объяснение Павла Флоренского, почему он после окончания университета оставляет 
мирской путь и науку (как главное дело жизни) и уходит в религию (поступает в 
духовную семинарию и по окончанию ее в 1911 г. принимает священство).

Объяснение такое: прадед Флоренского был священником и его сын, дед Павла, 
блестяще учился в семинарии. Но по окончании ее он, вдруг, передумал и пошел 
учиться в Военно-медицинскую академию. С тех пор Флоренские оставляют стезю 
священства (отец Павла был крупным инженером-путейцем). Но назначение рода 
Флоренских совершенно другое – служить Богу. В «Завещании» семье, составленному 
в 1917 г., П. Флоренский пишет прямо: «Мое убеждени