они знали гораздо больше, чем я в то время. Они находили преемственную
связь между иудаизмом и христианством и доказывали необходимость перехода
от первого ко второму, или даже синтеза еврейства и христианства. Они
приводили доводы из еврейских источников, которые, казалось бы,
подтверждали истинность их идей, - и у меня не было достаточно знаний,
чтобы аргументированно возражать им. И все-таки через некоторое время я
почувствовал, что ни в коем случае не могу принять их подход. То, что
остановило меня, было вначале не логическим доводом и не историческим
фактом, а чем-то совсем иным. Я почему-то начал думать о моих дедушках и
бабушках, о своих еврейских предках, живших сто, двести, тысячу, две тысячи
лет назад. Я почти ничего не знал о них, но они представлялись мне очень
достойными людьми, - они были евреями и остались ими, несмотря на
преследования и погромы, несмотря на то, что принятие христианства могло
очень сильно облегчить им жизнь и решить для них очень многие мелкие и
крупные проблемы, и не только материальные - этот шаг мог приобщить их к
культуре господствующего большинства, сделать их "своими" в обществе. И все
же они не пошли на это. Что им помешало? Что мешало им сделать этот шаг на
протяжении двухтысячелетней истории христианства? Я, к счастью, не был
настолько высокомерен, чтобы считать моих прабабушек и прадедушек, а также
и более отдаленных предков, людьми примитивными и духовно глухими - более
примитивными и глухими, чем я, со своим советским "средневерхним"
образованием, цену которому все мы хорошо знаем. Я думал также о том, что
на протяжении двух тысячелетий мои предки нередко готовы были пожертвовать
своей жизнью, но не отступиться от еврейской Торы. И поскольку они этого не
сделали, я посчитал, что не имею морального права отказаться от их наследия
- пока не пойму, почему они так поступали и чем так дорожили. А для этого,
как я понял, нужно было много, очень много учиться. Но это было необходимо,
чтобы быть честным по отношению к ним и к самому себе - ради цельности
собственной личности. И тогда я начал учить иврит, ходить на занятия (тоже,
конечно, подпольные) по иудаизму, разговаривать с приезжавшими из Израиля
раввинами. Прошло несколько лет, прежде чем я смог твердо определить себя
как религиозного еврея. И лишь тогда, когда я нашел свое место в иудаизме,
я смог дать рациональное обяснение того, почему я отверг иудео-христианство.
       Я был знаком с некоторыми евреями, которые приняли христианство; я
знал, что они - люди порядочные и серьезные. И все-таки я думаю, что
интерес к христианству привел их к крещению только по той достаточно
внешней причине, что им, при известном духовном голоде, просто-напросто не
хватило знаний об их собственном народе, о его истории, культуре и
философии, и потому они толком не знали, от чего отказываются и на что
решаются. Они потеряли духовную связь со своим народом, а одной только
"родовой", кровной связи, конечно, было недостаточно, чтобы удовлетворить
этот духовный голод. Я надеюсь, что эта книга, - обясняя, почему евреи
отвергли христианство, - в какой-то мере поможет читателю понять еврейский
подход к миру, понять своих не отказавшихся от еврейства предков и, таким
образом, будет способствовать связи разных поколений нашего народа.
ПРЕДИСЛОВИЕ

1. ХРИСТИАНСТВО И ИУДАИЗМ:
КОНФЛИКТ ИЗ-ЗА НАСЛЕДСТВА
       На свете есть немало разных религий, которые достаточно мирно
сосуществуют, не навязывая друг другу теологических дискуссий. Есть
примеры, когда религии плавно сменяют друг друга или даже перетекают одна в
другую, известны также примеры конфликта между религиями. Но отношения
между иудаизмом и христианством уникальны: в этом конфликте более молодая
религия - христианство - претендует на то, что она-то и является "истинной
наследницей" древнего иудаизма. Христианство всегда признавало, что оно
происходит от "еврейского учения", но при этом стремилось как бы отодвинуть
его в сторону и занять его место в том диалоге, который, согласно обеим
религиям, Бог ведет с человечеством. В древности Бог выбрал еврейский народ
Своим собеседником в этом диалоге (и, если угодно, Своим посредником по
отношению ко всему человечеству) и дал ему Откровение - Тору и всю
еврейскую Библию, которую христиане называют "Ветхим Заветом". Но затем, по
мнению христиан, Бог отказался от диалога со Своими избранниками и передал
людям новое послание, которое, в отличие от "Ветхого Завета", было обращено
напрямую уже не только к евреям, но ко всему человечеству. С тех пор, как
считают христиане, условия Завета (то есть "Договора", который Бог заключил
с миром) изменились: если раньше непосредственным собеседником Всевышнего
был народ Израиля, то теперь его место заняла интернациональная община
христиан. И потому христиане называют себя "Новым Израилем", то есть
"истинным" и "современным" Израилем, само существование которого в
значительной степени уничтожает смысл отдельного существования еврейского
народа. Претензия христиан на то, что они призваны заменить еврейский
народ, порой находила весьма утонченное интеллектуальное выражение -
например, в диспутах, где евреи вынуждены были выступать как ответчики
перед церковью; порой же эта претензия выражалась физически - крестовыми
походами, погромами и принудительными крещениями под угрозой смерти. До тех
пор, пока христиане-неевреи не склонны выражать свою претензию быть "Новым
Израилем" в насильственной форме, евреи не склонны придавать
интеллектуальному конфликту с иноверцами большое значение. Однако ситуация
совершенно меняется, когда этот конфликт переносится на собственно