свекровью ее" (10: 34-35). В этом отрывке нет  упоминания  войны  и  огня  и
снято то напряжение, которое вызывает перечисление бед в отрывке  у  Фомы  -
"разделение, огонь, меч, войну...". В Евангелии от  Луки  аналогичная  фраза
еще менее внутренне напряженна: "Думаете ли вы, что я пришел дать мир земле?
Нет, говорю вам, но разделение;  ибо  отныне  пятеро  в  одном  доме  станут
разделяться..." (12: 51-52). Все три  текста  восходят  к  представлениям  о
конце света, свойственным христианам перед первым  иудейским  восстанием.  В
целом текст у Фомы отражает, вероятно, более ранний вариант речения.  Как  и
при  включении  речений,  тексты  которых  дошли  до  нас  на   оксиринхских
папирусах, составители и редакторы евангелий от Матфея и  от  Луки  смягчали
апокалиптические настроения,  выраженные  в  ранней  традиции,  отходили  от
представлений о скором наступлении конца света, а значит, и царства божия на
земле.
     Интересна в Евангелии Фомы притча о пире, которая  в  разных  вариантах
приведена в  канонических  евангелиях.  У  Фомы  рассказывается,  как  некий
человек послал раба позвать гостей на ужин, но все они  стали  отказываться:
один - потому, что вечером должен получить деньги  от  торговцев;  другой  -
потому, что купил дом; третий идет на свадьбу;  четвертый  купил  деревню  и
должен ехать собирать подать... Тогда господин  приказывает  рабу  пойти  на
дорогу и привести тех, кого он найдет. Притча эта в Евангелии Фомы кончается
грозным предостережением: "Покупатели и торговцы не  войдут  в  места  моего
Отца". У Луки также господин посылает раба звать гостей,  которые,  ссылаясь
на дела, отказываются от приглашения. Тогда господин велит  рабу  пригласить
"нищих, увечных, хромых и слепых" (опять свойственное  раннему  христианству
обращение ко всем несчастным, отвергнутым существующим обществом), а затем и
всех, кого он  встретит  на  дороге.  Заключительной  фразы  о  торговцах  и
покупателях в тексте Луки нет. Там акцент делается на другом. В конце притчи
сказано: много званых, но мало избранных, т. е. мало тех, которые  последуют
за истинным учением и благодаря этому получат награду. В Евангелии от Матфея
званые не просто отказываются, но еще убивают рабов пригласившего  их  царя,
за что тут же наказываются.  В  эту  притчу  добавлен  эпизод  с  человеком,
который пришел на пир одетый "не в те одежды",  и  за  это  был  по  приказу
хозяина  выброшен  вон.  Таким  образом,  согласно  этому  варианту  притчи,
наказываются не только те, кто не пожелал присоединиться к учению Иисуса, но
и те, кто исповедует его неправильно ("одетые не в  те  одежды").  Мораль  в
Евангелии от Матфея совпадает с моралью в Евангелии от Луки. Вариант притчи,
приведенный в Евангелии Фомы,  воссоздает  живую  бытовую  картину.  Причины
отказа посетить пир здесь конкретизированы: в трех из четырех случаев  такой
причиной служит торговая сделка.  Вывод,  направленный  против  торговцев  и
покупателей, кажется поэтому естественным следствием образного строя притчи,
в  то  время  как  у  Луки  и  Матфея  причины  отказа   к   морали   притчи
непосредственного отношения не имеют. Вполне возможно, что у  Фомы  приведен
первоначальный  вариант  этой  притчи,  взятый  им  из  источника,   которым
пользовался также и автор Евангелия от Луки. Однако последний, как это  было
свойственно всем  раннехристианским  авторам,  использовал  притчу  для  той
морали, которая ему показалась более уместной.
     Выпады против богатства и стяжательства содержатся и  в  других  местах
Евангелия Фомы. В  одной  из  притч  говорится  о  человеке,  который  хотел
использовать свое добро, чтобы  "засеять,  собрать,  насадить,  наполнить...
амбары плодами". Он подумал об этом "в сердце своем. И в ту же ночь он умер.
Тот, кто имеет уши,  да  слышит!".  Содержится  гам  и  характерное  в  этом
отношении речение, не имеющее аналогий в Новом завете: "Смотрите, ваши  цари
и ваши знатные люди - это они носят на себе мягкие одежды и  они  не  смогут
познать истину". Эти  отрывки  отражают  настроения,  которые  были  присущи
первым христианам из низших слоев населения. Но  сам  факт  включения  их  в
гностическое  евангелие  показывает,  что  за  подобными   настроениями   не
скрывалось   никакой   конкретной   социальной   программы.   Богатство    и
накопительство - зло, потому что оно привязывает человека к  грешному  миру,
толкает его на дурные поступки, несовместимые с христианским  учением,  а  с
точки зрения гностиков, мешает познать "истину". В  гностических  сочинениях
все эти выпады против богатых, именно в силу их недостаточной  конкретности,
могли восприниматься как призывы уйти от  реального  мира  в  мир  духовный,
заменить ценности материальные ценностями духовными.
     Интерес представляют речения из Евангелия Фомы, где обсуждаются вопросы
поведения учеников Иисуса, исполнения ими определенных обрядов. Эти  речения
связаны со спорами, которые велись в среде христиан на рубеже  I-II  вв.  по
поводу различных формальных требований к верующим, сохранившихся от иудаизма
или зародившихся уже в христианских экклесиях. Автор  Евангелия  Фомы  резко
выступает, например, против обряда обрезания. Ученики задают Иисусу вопрос о
пользе обрезания, и тот отвечает на него так: "Если  бы  оно  было  полезно,
Отец зачал бы  их  в  матери  обрезанными.  Но  истинное  обрезание  в  духе
обнаружило полную пользу". Полемизируя со сторонниками соблюдения  иудейских
обрядов, автор приводит вполне логически построенный аргумент, восходящий  к
представлениям  о  разумном  устройстве  мира   (кстати,   не   свойственным
гностическим  учениям).  Метод  полемики  здесь  заимствован   из   античной
традиции, освободиться от  которой  людям,  выросшим  в  окружении  античной
культуры, было трудно. Они могли сознательно отбрасывать античную  традицию,
обращаться при разработке своего учения к восточной мудрости, но в спорах  с
другими учениями они возвращались к приемам, разработанным античной  логикой
и риторикой. Поэтому критика  христиан  христианами  подчас  была  не  менее