Марка и Матфея упоминаются братья и сестры Иисуса: "Не плотников ли он  сын?
не его ли мать называется Мария, и братья его Иаков  и  Иосий,  и  Симон,  и
Иуда? и сестры его не все ли между нами?" (Матфей, 13:55-56; Марк, 6:3).
     Поскольку у первых христиан не было представлений о непорочном зачатии,
существование у Иисуса братьев и сестер казалось им вполне естественным.  Но
затем, в процессе обожествления образа Иисуса, он  стал  мыслиться  как  сын
божий. Под влиянием древних мифов появилась  идея  непорочного  зачатия  (от
соединения божества с земной женщиной). В Евангелии от Матфея  объединены  и
рассказ о непорочном  зачатии,  и  поименное  перечисление  братьев  Иисуса,
взятое из более ранних писаний. Однако с распространением веры в  непорочное
зачатие и в девственность  Марии  наличие  сестер  и  братьев  Иисуса  стало
ощущаться как противоречие, не соответствующее этой вере. В церковных кругах
возникла целая дискуссия. Ориген (начало III в.) считал, например,  что  эти
братья и сестры - дети Иосифа от первого  брака.  В  IV  в.  было  выдвинуто
утверждение, что речь идет о двоюродных братьях. Эта концепция по  сей  день
господствует в католической и православной церквах.
     Отсутствие  у  иудео-христиан  идеи   Иисуса-богочеловека,   рожденного
Марией, на которую "сошел" дух святой  (Лука,  1:35),  видно  и  из  другого
отрывка Евангелия евреев, где сказано от имени Иисуса: "Дух святой -  матерь
моя". В этой фразе  ощущается  связь  с  арамейской  традицией:  дух  святой
по-арамейски женского рода; он не мог быть поэтому отцом Иисуса. Сама  мысль
о зачатии Марией от духа святого могла возникнуть только  в  среде,  где  не
говорили по-арамейски. Вплоть до официального признания  в  IV  в.  основных
христианских догматов споры о непорочном зачатии не затихали.  Одни  группы,
подобно иудео-христианам, считали Иисуса только человеком, другие  -  только
богом (святым духом), принявшим человеческий облик.
     Кроме расхождения по вопросу о том, кем  явился  в  этот  мир  Иисус  -
пророком (в Евангелии евреев сказано: "Из всех пророков я  ждал  тебя")  или
богочеловеком,  между  иудео-христианскими   и   каноническими   евангелиями
существовали  и  другие  отличия.  У  иудео-христиан  было  резче   выражено
требование" отказа от  богатства.  В  отрывке  из  Евангелия  назореев  (или
евреев) приводится разговор Иисуса с богатым человеком: "Сказал  ему  другой
богач: Учитель, какое доброе дело совершая, я буду жив? Сказал ему: Человек,
поступай согласно Закону и пророкам.  Отвечал  ему:  поступал.  Сказал  ему:
Ступай, продай все, чем ты владеешь, отдай нищим и следуй за мной". Далее  в
отрывке рассказывается, что эти слова не понравились богачу, и  тогда  Иисус
стал упрекать его: "Много братьев, сынов Авраама, покрыты грязью и умирают с
голоду, а твой дом полон богатства и ничего достойного не переходит к  ним".
Кончается рассказ знаменитой фразой, вошедшей и  в  новозаветные  евангелия:
"Легче  верблюду  (вероятно,  более   правильный   перевод   -   канату   {В
древнегреческом  языке  слова  "верблюд"  (камелос)  и   "канат"   (камилос)
различались только одной буквой.}) войти в игольное  ушко,  чем  богатому  в
царство божие".
     Разговор Иисуса с богатым юношей передается и в Евангелии от Матфея, но
в несколько ином варианте: "Иисус сказал ему: если хочешь быть  совершенным,
пойди, продай имение твое и  раздай  нищим;  и  будешь  иметь  сокровище  на
небесах; и приходи и следуй за мною" (19:21). Отрывок из Евангелия  назореев
проникнут живым сочувствием к тем,  кто  нищенствует  и  умирает  с  голоду;
богатство кажется злом именно по сравнению с их бедностью.  В  Евангелии  от
Матфея акценты переставлены. Отказ от богатства  выступает  здесь  лишь  как
средство стать совершенным и получить награду на небесах: важно не  реальное
улучшение положения нищих,  а  достижение  духовного  совершенства.  Другими
словами, богатство дурно не само по себе, а как цепь, привязывающая человека
к мирским делам.
     При   внимательном   сопоставлении   этих   двух   отрывков   создается
впечатление, что слова "и получишь награду на небесах" вставлены  позднее  в
сложившийся текст речения: они не вяжутся с последующим "и приходи и  следуй
за мною" (после получения  сокровища  на  небесах?).  Апокрифическая  версия
этого диалога связана с теми же настроениями христиан из  социальных  низов,
которые породили представление о материальном  изобилии  в  царстве  божием,
отраженное в рассказе Папия.
     В отдельных эпизодах из  иудео-христианских  евангелий  больше  бытовых
детален,  чем  в  соответствующих  местах  Нового  завета,  персонажи  имеют
конкретную социальную характеристику. Например, в новозаветном Евангелии  от
Иоанна рассказывается, что после ареста Иисуса  за  ним  последовал  Петр  и
"другой ученик", который был знаком первосвященнику (18:  15).  В  Евангелии
назореев было дано объяснение, откуда этот ученик был  известен  жрецам:  он
продавал им рыбу. А вот эпизод с излечением человека  с  сохнущей  рукой:  в
Евангелии от Матфея Иисус излечивает в  синагоге  человека  с  сухой  рукой;
человек этот не говорит ничего; весь эпизод  служит  иллюстрацией  к  словам
Иисуса о том, что и в субботу можно творить добро. В Евангелии назореев этот
человек наделен индивидуальностью: он  каменщик,  болезнь  руки  лишает  его
возможности заниматься своей профессией. Он  обращается  к  Иисусу:  "Я  был
каменщиком и зарабатывал на  жизнь  своими  руками,  я  прошу  тебя,  Иисус,
возврати мне здоровье, чтобы я не просил с позором  милостыни".  Здесь  ярко
отражена психология трудящегося человека: просить милостыню для него  позор.
Этих деталей нет в новозаветных евангелиях; для  людей,  создававших  их,  в
нищенстве, как и телесном уродстве, не было ничего  позорного.  В  известном
смысле существование нищих  {Если  в  первоначальной  христианской  традиции
слово "нищие" (бедняки), вероятно, означало "эбиониты", то  затем,  по  мере