использованная "синоптиками". В этом фрагменте сохранилась часть рассказа  о
том, как толпа  начала  собирать  камни,  чтобы  забросать  ими  Иисуса:  "И
правители наложили на него руки, намереваясь захватить его и предать  толпе.
Но они не в состоянии были захватить его, так как час для его выдачи еще  не
пришел. Он сам, господь, освободился из их рук и повернулся от них прочь..."
Этот отрывок похож на рассказ из Евангелия от Иоанна (7:30), где  говорится,
что Иисуса хотели схватить, но "никто не наложил на него  руки,  потому  что
еще не пришел час его".  В  приведенном  выше  фрагменте  содержится  больше
подробностей, которые должны были показать чудодейственную силу Иисуса:  его
уже схватили, но  он  сам  освободился.  Включение  таких  деталей  отвечало
потребности верующих видеть в Иисусе не  человека,  а  всемогущее  божество,
усиливало идею добровольности его последующей  жертвы.  Вообще,  постепенное
усиление элементов чудесного в сказаниях об Иисусе  ясно  прослеживается  во
всей христианской литературе I-IV вв.
     Связь текстов папирусов с материалом евангелий Нового завета видна и  в
описании  эпизода,  который  касается  уплаты  подати  римскому  императору.
Согласно евангелиям от Марка (12: 13-17), от Матфея  (22:  16-21),  от  Луки
(20: 20-25),  Иисусу  с  провокационной  целью  задали  вопрос:  "Учитель!..
Позволительно ли давать подать кесарю или нет?"  В  ответ  на  это  Иисус  и
произнес знаменитую фразу: "Отдавайте кесарево кесарю, а божие -  богу".  Из
текста папирусного фрагмента следует, что Иисус уклонился от ответа на  этот
вопрос. Он упрекает спрашивающих в том, что они не  слушают  и  не  понимают
его: "Иисус же, зная их образ мыслей, смятенный нечестием, сказал им: "Зачем
вы называете меня своими устами "учитель", если вы не  слушаете  то,  что  я
говорю? Хорошо Исайя пророчествовал о вас: этот народ почитает  меня  своими
устами, но сердце его далеко от меня".
     Своим возмущением Иисус как бы дает понять,  что  его  учение  призвано
открывать божественные истины, а не давать  советы  по  каждому  конкретному
случаю, не определять поведение в мире. Это было понятно первым  христианам,
которые требовали отречения от мира, не принимали всей системы  духовных  (в
том числе и политических) ценностей римского общества. Вопрос,  платить  или
не платить подать, не был для  них  особенно  важным,  поскольку  они  ждали
скорого наступления царства божия, где не будет ни императоров, ни  податей.
Но для  людей,  которые  отказывались  от  активной  (и  безнадежной  в  тех
условиях) борьбы за реальное изменение  условий  своей  жизни,  для  которых
царство  божие  стало  отодвигаться  в  неопределенное  будущее  {Во  втором
послании Петра разъясняется, что срок  второго  пришествия  неизвестен;  там
сказано: "Не медлит Господь _исполнением_ обетования, как некоторые почитают
то медленней; но долго терпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но  чтобы  все
пришли  к  покаянию"  (3:  9).  В  этом  же   послании   упоминаются   люди,
сомневающиеся в возможности пришествия. Их автор  письма  называет  "наглыми
ругателями".}, которые  вынуждены  были  включаться  в  повседневную  жизнь,
существовать  в  "мире",  вопросы  конкретного  поведения,  допустимости   и
недопустимости определенных поступков  с  точки  зрения  христианской  этики
стояли достаточно остро.
     И составители Нового завета признали право императора на сбор  податей,
на управление мирскими делами. А  вот  поклонение  ему  как  богу  было  уже
невозможно: божие только богу. Вера в то, что император  так  же  подвластен
воле божией, как и самый последний  нищий,  создавала  иллюзию  равенства  в
духе, поддерживала надежду на спасение всех истинно верующих, независимо  от
их положения на земле.
     Евангелия, фрагменты  которых  сохранили  папирусы,  были  созданы  или
раньше канонических, или одновременно с ними. Авторы тех и других  евангелий
черпали свой материал из одних и тех же устных рассказов или первых записей.
Как и речения Иисуса, евангельские отрывки свидетельствуют о  неустойчивости
и неопределенности христианской традиции, в том числе и той, которая легла в
основу Нового завета. Мы не знаем точно, какие группы создали эти евангелия.
Возможно,  это   были   первые   христианские   экклесии,   состоявшие   еще
преимущественно из иудеев.

                        Иудео-христианские евангелия

     У христианских писателей II-IV вв. неоднократно  упоминаются  евангелия
иудео-христиан, т. е. христиан (в том числе и палестинских), не порвавших  с
иудаизмом. Среди этих евангелий называются  евангелия  эбионитов,  назореев,
евреев, евангелие двенадцати апостолов. Первые три первоначально имели  свои
особые  названия.  Современные  ученые  не  всегда  могут   с   уверенностью
определить, говорят ли древние писатели о разных евангелиях, или они разными
названиями  именуют  одни  и  те  же  иудео-христианские  группы.   Наиболее
распространена точка зрения, что существовала три  отличных  друг  от  друга
евангелия:  эбионитов  (возможно,  совпадавшее   с   евангелием   двенадцати
апостолов), назореев, евреев. Евреями сторонники ортодоксального направления
называли всех иудео-христиан. Назореи и эбиониты - самоназвания христианских
групп,  вероятно  самых  ранних.  Епископ  Епифаний,   живший   в   IV   в.,
рассказывает, что назореи  жили  в  Палестине  и  пользовались  "священными"
книгами "оссеев" (искаженное "ессеи").  По-видимому,  "назореи"  было  общим
названием для членов сект, принимавших крещение в Иордане, в том числе  тех,
которых крестил Иоанн. Впоследствии  иудеи  стали  называть  назореями  всех
христиан, а "назорейской ересью" - христианство (см. Деяния  апостолов,  24:
5).