во время страшного суда - это все тот же  круг  представлений,  связанных  с
концом света и установлением царства божия на земле.  Но  против  догмата  о
воскресении во плоти выступали многие христианские  группы:  и  те,  которым
остатки античного рационального подхода не позволяли поверить в него, и  те,
которые видели в новом учении прежде всего путь к  духовному  спасению.  Чем
меньше надежд оставалось на скорое второе пришествие, тем больше  возражений
вызывало учение о воскрешении мертвых. Эти споры нашли свое  отражение  и  в
произведениях христианских писателей II в. Ириней в своем сочинении  "Против
ересей" большой раздел посвятил "доказательству" воскресения тела. Церковь в
конце концов  признала  этот  догмат.  Но  в  период  создания  новозаветных
евангелий споры были еще в разгаре; в  Евангелии  от  Матфея,  где  "царство
божие" заменялось  на  "царствие  небесное",  конец  логия  был  закономерно
опущен.
     Известная фраза о том, что пророк не бывает признан в своем  отечестве,
приведенная  во  всех  четырех  евангелиях  Нового  завета,  в  оксиринхском
папирусе также дана в более развернутом варианте: "Не бывает принят пророк в
своем отечестве, да и врач не лечит знающих его".  Конца  фразы  о  враче  в
Новом завете нет. С  этим  логием  по  смыслу  перекликается  неканоническое
речение, упомянутое у христианских писателей: "Те, кто со мной, не  понимают
меня".  В  новозаветных  сказаниях   также   проскальзывает   сетование   на
непонимание слов и поучений Иисуса его близкими и учениками, но христианская
традиция, возвеличившая апостолов, смягчала  противопоставление  Иисуса  его
ученикам. Фраза о пророке, не  признанном  в  своем  отечестве,  в  процессе
развития христианства стала восприниматься как одно из оснований  разрыва  с
иудаизмом:  иудеи  не  признали  Христа.  Такому  пониманию  этой  фразы  не
соответствовал образ врача, не лечащего знающих его. В логии же  этот  образ
несет двойную нагрузку: это и божество, исцеляющее человеческие души, и в то
же время конкретный пророк Иисус, основная деятельность которого заключалась
в исцелении "бесноватых", т. е. нервнобольных. В Евангелии от Марка слова  о
пророке как раз и приводятся в рассказе о том, что Иисус не  мог  у  себя  в
отечестве совершить никакого чуда, только немногих больных исцелил  (6:4-5).
С развитием  представлений  об  Иисусе  как  о  сыне  божием,  всемогущем  и
всезнающем, с усилением элементов чудесного в рассказах о нем  образ  врача,
лечащего  не  всех  и  не  все  болезни,   перестал   соответствовать   этим
представлениям. В евангелиях от Матфея и от Луки Иисус не "не  смог",  а  не
пожелал совершить многие чудеса, в Евангелии же от Иоанна фраза  о  пророке,
не признанном в своем отечестве, приведена в отрыве от контекста. После этой
фразы говорится о чуде в Кане Галилейской, где Иисус превратил воду  в  вино
(4:44-46).
     Мы не можем утверждать, что речения оксиринхских папирусов представляют
собой  наиболее  раннюю  их  версию,   созданную   устной   традицией.   Они
воспроизводились по памяти и видоизменялись в соответствии с воззрениями тех
христианских общин, в которых делались записи. Эти речения свидетельствуют о
постоянном развитии христианской традиции  -  устной  и  письменной,  об  ее
неустойчивости, об отсутствии ко времени создания основных "священных"  книг
твердо установленных компонентов христианского учения,  даже  таких  важных,
как слова,  вложенные  в  уста  Иисуса.  Многие  из  неканонических  речений
представляются весьма ранними, имевшими хождение в среде первых христиан  до
оформления новозаветных евангелий и евангелий иудео-христианских групп.
     Отдельные  поучения,  даже  сведенные  в  сборник,  не  дают,   однако,
представления  о  содержании  конкретных  направлений  в   христианстве.   В
становлении нового учения наиболее важную роль сыграли евангелия -  рассказы
о деяниях Иисуса, его жизни и  смерти  (евангелия  новозаветного  типа)  или
связанные внутренним единством  изложения  религиозного  учения  (евангелия,
найденные в Хенобоскионе).
     Среди найденных в  Египте  папирусов  есть  два  фрагмента,  близкие  к
новозаветным евангелиям, но все же не тождественные им. В одном из  них  (он
перекликается с отдельными местами из евангелий от  Марка,  Матфея  и  Луки)
рассказывается о приходе Иисуса с учениками  в  храм.  Жрец  по  имени  Леви
упрекает его в том, что он осмелился войти в это чистое место, не омыв себя,
а его ученики не вымыли ног. Иисус спрашивает жреца: "А ты чист?" На что тот
отвечает, что омыл  себя.  Тогда  Иисус  разражается  гневной  речью  против
формального понятия чистоты: "Ты купался в воде, в которой собаки  и  свиньи
лежат днем и ночью..." Иисус сравнивает жреца с блудницами  и  флейтистками,
которые очищаются только снаружи: "Внутри вы полны скорпионов, мы же омылись
в живой воде..." Здесь  проводится  основная  идея  раннего  христианства  -
необходимость  внутреннего,  духовного  очищения,   отказ   от   формального
соблюдения обрядов, которое  было  свойственно  не  только  иудаизму,  но  и
древним религиям вообще. В евангелиях от Марка и от  Матфея  есть  смысловые
параллели этому рассказу: книжники и фарисеи упрекают учеников Иисуса в том,
что те едят хлеб немытыми руками (Марк, 7: 1-6; Матфей, 15: 1-3).
     В   папирусном   фрагменте   встречаются   семитизмы.   Это   позволяет
предполагать, что автор был, вероятно,  из  иудеев  и  поэтому  хорошо  знал
порядки в Иерусалимском храме. Обращает на  себя  внимание  и  отрицательное
отношение к блудницам и флейтисткам (последние упоминаются также  в  отрывке
из одного иудео-христианского евангелия),  характерное  для  ортодоксального
иудаизма. Составитель евангелия, в которое входил найденный  фрагмент,  был,
по-видимому, ближе к иудео-христианам, чем создатели новозаветных евангелий.
     Другой отрывок, по  мнению  историков  христианства,  связан  с  кругом
представлений четвертого евангелия, но в  нем  отражена  также  и  традиция,