ости,   связанные  с  созывом  соборов,  и   на  их
бесплодность,  церковь  прибегала  к  этому  средству,  чтобы  покончить  со
спорами,  возникавшими  каждую  минуту  между  ее  служителями.  Как  только
какой-нибудь  богослов  высказывал мнение, к которому ухо его  собратьев  не
привыкло,  его  обвиняли  в  ереси,  созывали   собор,  учение  подвергалось
обсуждению.  Если  оно  оказывалось  соответствующим  взглядам  большинства
епископов  или  наиболее  влиятельных,  его  принимали; если  нет,  новатора
наказывали и преследовали.  Епископы часто проводили соборы также для  того,
чтобы регламентировать важные  церемонии, обряды,  дисциплину  и,  особенно,
чтобы  сочинять  себе привилегии и создавать  права  против мирян и светской
власти. Законы, или  каноны, которые эти прелаты составляли, чтобы  упрочить
узурпированные   права   и    собственные   выгоды,   не   могли   встретить
противодействие со стороны народов, у которых большей частью не было никого,
кто  мог  бы   защищать  их  интересы,   а  цари-варвары   и   полудикари  и
цари-святители  никогда не  понимали  ни  собственных  своих  интересов,  ни
интересов  народов,  которыми  они  правили.  Поэтому  государи,  то  ли  по
невежеству,  то  ли  из  набожности,  то  ли  из-за  неправильной  политики,
предоставляли полный простор поповским страстям  и оставляли своих подданных
на  поток  и  разграбление  духовенству;  а  этот  грабеж  вскоре  освящался
постановлениями соборов и превращался в непререкаемое божественное право.
     Мы видим,  что уже в четвертом веке  франкский  король Хильперик горько
сетует, что его финансы вконец расстроены и все богатства его страны перешли
в руки духовенства.  Независимо от богатых  подарков,  которые короли делали
церкви,  у  нее  были  огромные побочные  доходы от  приношений,  завещаний,
вкладов за  обряды,  церемонии и  полезные догмы,  которые церковнослужители
изобретали  каждый  день.  В  те   тиранические  времена   всякое  завещание
объявлялось  не имеющим  силы, если завещатель  забыл отказать часть  своего
имущества  церкви.  В таких случаях церковь  кассировала завещание  или сама
восполняла  упущенное покойником. Особенно  строго она взыскивала "десятину"
со  всех  доходов  народа.  Кроме  того,  церковь претендовала,  по  примеру
еврейских священников, на свободу от общественных повинностей Она признавала
светскую власть, лишь  поскольку пользовалась ее благодеяниями.  Личность  и
имущество  духовенства  считались  подведомственными  только  богу,  и члены
духовного сословия имели право  безнаказанно грабить  общество, сняв  с него
предварительно шкуру.
     Королям приходилось сносить  наглость  и  предприимчивость  этих святых
бандитов, и своей неправильной политикой они еще сами увеличивали их  власть
за счет своих прав, за счет свободы своей  и своих подданных. "Меч духовный"
стал  сильнее,  чем  "меч   светский".  Народы,  ослепленные  невежеством  и
суеверием,  всегда  готовы  были стать  на сторону своих  духовных  тиранов,
против  законных государей. Служитель  церкви,  наказанный за свои эксцессы,
заставлял  налагать  интердикт  на  целое  королевство.  Королю  приходилось
уступать,  иначе он  рисковал, что собор  низложит  его  или  папа,  ставший
абсолютным монархом церкви,  распорядится  его короной,  отдаст  ее  первому
встречному,  запретит  его  подданным повиноваться ему  и  освободит  их  от
присяги в верности.
     Мы не  будем здесь  говорить о последнем  из  "вселенских",  или  якобы
всеобщих, соборов, который был  созван по инициативе европейских государей в
Триенте   с   целью  положить  конец  ересям,  расколовшим   христиан  после
реформации.  Всем  известно,  что  этот  знаменитый  собор  не дал  желанных
результатов.  Это  сборище  стало ареной интриг  и  плутней  римской  курии,
которая  ловко сумела  удержать  все узурпированные ею права  и принудить  к
молчанию  всех, кто пытался протестовать против злоупотреблений духовенства.
Заметим только,  что благодаря  прогрессу просвещения короли  поймут в конце
концов,  что в  их интересах  никогда не  созывать и  не  разрешать собраний
людей,  которые  объявляют себя  непогрешимыми  и на  этом  основании  могут
утвердить догмы,  от  которых  может  зависеть спокойствие народов  и  самих
королей. Пусть они помнят по крайней мере, что служители церкви были и будут
всегда врагами и соперниками светской власти.
     В самом деле, история сообщает нам  о многих епископах, которых церковь
причислила к святым и мученикам  единственно за тяжелые препоны, которые они
ставили своим государям, и за неодолимое упрямство, с которым они отстаивали
присвоенные духовенством права. Мы бы никогда не кончили,  если  бы захотели
остановиться на  разборе поведения  и жизни всех  этих знаменитых борцов  за
поповскую  власть,  которых церковь обычно  вознаграждала  апофеозом  за  их
мужество  бунтовщиков. Остановимся  только  на  двух  из них,  на  поведении
которых лучше всего можно постигнуть дух поповщины.
     История Англии  дает нам имена двух героев, обессмертивших себя в рядах
церкви дерзким  сопротивлением,  которое они  оказали  государям  и  законам
страны, "пророческой" наглостью  в обращении со своими господами  и смутами,
которые они возбудили среди своих сограждан. Первый из них-святой Дунстан. В
молодости он  своей  распущенностью и низостью вызвал  неудовольствие короля
Ательстана.  Видя,  что  его честолюбивые  мечты разбиты, Дунстан ударился в
ханжество, совсем ушел  от света, заключил себя  в келье, вел строгий  образ
жизни  и даже  творил  чудеса. Одним словом,  он пустил в ход все  средства,
чтобы создать себе репутацию  святого. Достигнув этого, он снова  появился в
полном блеске при дворе  короля Эдреда. Государь  этот, всецело  доверившись
добродетели Дунстана,  назначил  его  своим главным  казначеем.  Но преемник
Эдреда, Эдви, отнюдь  не был одурачен его  ханжеством  и потребовал от  него
отчета  в  управлении казной. Человек  божий наотрез отказался повиноваться.
Король обвинил  его во в