дари и  солдаты всегда  служили решающим средством,
заставляющим святой дух заговорить и принуждающим принять его пророчества.
     При  Константине церковь раскололась по вопросу о божественности Иисуса
Христа. Константин, не искушенный в богословских тонкостях,  вначале смотрел
на этот  вопрос  как на пустяк.  Он думал, что  одного письма, обращенного к
епископу александрийскому,  достаточно  будет  чтобы  примирить его с Арием.
Император не был знаком с воинственным  духом  духовенства, всегда жаждущего
войны. Он не знал, что богослов никогда не может ни уступить, ни замолчать.
     Несмотря на могущество императора, вся церковь оказалась в огне.  Чтобы
утишить пламя, он созывает,  ценой больших затрат, собор в Никее, в  котором
участвовали триста  восемнадцать  епископов. На соборе  отцы,  вдохновленные
духом   святым  и   поддержанные   государем,   определяют,  что  Иисус-бог,
единосущный отцу, и провозглашают анафему  Арию и его приверженцам, криками,
угрозами   и  побоями   затыкают   рот   всем  пытающимся  возражать  против
постановления  ортодоксов.  Наконец, епископов, отстаивавших противоположное
мнение, отправляют в ссылку.
     Но это  решение тем  не  менее отнюдь не было окончательным.  Ариане  и
ортодоксы еще  в  течение  веков раздирали  церковь, обе стороны попеременно
одерживали  верх:  при  царях-арианах  ариане   оказывались  ортодоксами,  а
ортодоксы превращались в еретиков. Победители неизменно  подавляли и жестоко
преследовали  партию,  потерпевшую  поражение.  Символ  веры,  установленный
тремястами  восемнадцатью  епископами  в  Никее,   был  изменен  шестьюстами
епископами  на соборе в Римини.  От  332 до  383 г.  насчитывают  тринадцать
вселенских  и  местных  соборов  против  взглядов  Ария.  С 323  до  368  г.
насчитывают пятнадцать соборов - вселенских и местных-в пользу того же Ария.
Казалось, весь мир  склоняется к арианству.  Это учение  в самом деле многим
должно  было  казаться  более  осмысленным,  чем  догма,  явно  вводившая  в
христианскую  религию нового бога. Однако никейская  доктрина в конце концов
одержала верх. После  нескольких веков яростных споров большинство епископов
и  христианских священников поняло,  что  интересы и  слава церкви  требуют,
чтобы основатель церкви был богом.
     Вообще при ближайшем рассмотрении сути всех  богословских споров всегда
оказывается,  что  то  мнение в  конце концов  одерживает верх  над прочими,
которое полезнее всего для духовенства и больше всех удовлетворяет его спесь
и жадность. Епископы нисколько не заботились о том, чтобы мнение, казавшееся
им  наиболее  выгодным,  было наиболее  правдоподобным  или разумным.  Чтобы
превратить  какое-либо  мнение,  как  бы  оно  ни  было  нелепо,  в  догмат,
достаточно  было, чтобы оно  доставило  им  славу  или прибыль. Если  догмат
оказывается уж очень нелепым,  отделываются заявлением,  что  это "тайна,  в
которую надо смиренно верить", не пытаясь в ней что-либо понять. Таким путем
церковь  постепенно провела  в  качестве  догматов веры  понятия  не  только
нелепые,  но  и  совершенно  неизвестные  ни  апостолам,  ни  отцам  церкви.
Несомненно,   таким    способом   последовательно   были   введены   догматы
пресуществления, о чистилище и пр., ставшие столь полезными для церкви.
     Соборы  бывают различных видов. Всеобщими,  или вселенскими, называются
такие,  на  которых  собираются  представители  всего   христианского  мира.
Христиане не согласны между собой насчет количества таких соборов. Некоторые
группировки отвергают соборы,  признаваемые другими. Впрочем, нет ни  одного
собора,  который  можно  было  бы  считать действительно представляющим  все
христианство.  Всеобщими,  или  вселенскими,  соборами  приходится   считать
поэтому те, о которых сложилось такое представление  в умах их  сторонников.
Национальными  называют  те соборы, в  которых участвуют  епископы отдельной
страны. Поместными  называют соборы, созываемые  архиепископом  из епископов
его округа.  Соборы первого вида  считаются  непогрешимыми, и их  решения по
вопросам  веры  принимаются столь  же безоговорочно, как пророчества святого
духа. Вопреки, однако,  особому почтению, которое  ортодоксальные  богословы
питают к  вселенским соборам, позднейшие соборы  часто изменяли  официальные
постановления предшествующих всеобщих соборов. Во  всяком случае,  можно  по
этому поводу сослаться  на  святого  Августина, который  вполне  определенно
говорит,  что  "даже прежние  всеобщие  соборы  были исправлены  позднейшими
соборами".
     Что касается  поместных соборов, то  у  них мы  находим решения,  прямо
противоположные современному учению церкви.  Так,  например,  на  Эльвирском
соборе собравшиеся  отцы  запретили верующим  зажигать  свечи  на кладбищах,
"чтобы не  испугать души святых" (кан. 34). Это, очевидно, свидетельствует о
языческих представлениях насчет привидений и манов.
     Но такого рода постановления не смущают наших богословов.  Они берут из
постановлений соборов, как и из писаний отцов церкви, то, что им подходит, и
просто отбрасывают  все, что не  согласуется с тем течением, к которому  они
примкнули. Они вынуждены так  поступать, ибо вся история  церкви показывает,
как один собор  выступает против другого, одни  отцы церкви - против других,
согласное  мнение  учителей  одного  века противоречит учению другого  века.
Словом, церковь решительно меняет свои взгляды, даже по важнейшим пунктам.
     Таким образом, несмотря  на такое большое  число  соборов,  от  которых
имеются   огромные   собрания   деяний,   вероучение   все   время  остается
неопределенным  и колеблющимся,  и мы не знаем,  не  будут  ли  впоследствии
всеобщие  соборы вносить исправления во  все  принятые  до  сих  пор решения
предшествующих соборов. Христианская религия представляется настоящим трудом
Пенелопы.  Ее служители вечно заняты установлением ее верований,  но никогда
не  могут  дойти  до конца. Ни бог, ни его святой  дух, ни  боговдохновенные
апостолы  не сумели выра