что  его взгляды всем известны. Однако  епископы не
посчитались с  этими  возражениями.  Им  нужно было во  что  бы то ни  стало
привлечь  человека  ученого  и  пользовавшегося  большим  весом   в  округе.
Надеялись,  что,  став  епископом,  он  с течением  времени  переменит  свои
взгляды.  Говорят, что  так  оно и случилось.  Испытав  прелести епископата,
Синезий обрел благодать веры и стал  таким же ортодоксальным прелатом, как и
его собратья.
     Всех  этих  фактов  достаточно,  чтобы разоблачить  нравы,  характер  и
политику древних прелатов, из коих многие возведены в ранг святых. Не похоже
даже,  чтобы  гонения  со  стороны  язычников  содействовали  святости  всех
пастырей церкви. В 305 году человек двенадцать их собралось в Цирте. На этом
соборе епископы занимались тем, что обвиняли  друг друга в  самых чудовищных
преступлениях.  Большинство  из  них  оказались  повинны  в том,  что выдали
"священные" книги язычникам, чтобы избежать преследования, тогда как простые
миряне предпочли пойти  на смерть, чем выдать книги. Пурпурий Лиматский  был
обвинен в том,  что  умертвил  двоих  детей своей сестры. Вместо того  чтобы
отрицать это  или  оправдываться,  он ответил без  колебаний:  "Что касается
меня, я убивал и убиваю всех,  кто против меня; не заставляйте меня говорить
больше, вы знаете, что я никого не
     боюсь".
     А  ведь из  такого  сорта прелатов и  состояли соборы. Во  все  времена
христианской  верой  распоряжались  люди, лишенные нравственности  и знаний.
Через  эти  грязные каналы дошло  до нас апостольское  предание.  И собрания
таких людей считаются орудием святого духа!
     Нам,  конечно,  возразят,  что многие  епископы,  правда,  вели  весьма
скандальный  образ  жизни и  были лишены  образования,  но бог  во все  века
воздвигал  людей  святых, безупречной  нравственности,  одаренных  глубокими
знаниями.  Благодаря  божественной  помощи  они  не  давали церкви потерпеть
крушение, боролись против ересей, сохраняли чистоту учения и предания.
     Прошедшая перед нами галерея портретов отцов церкви дала нам правильное
представление  об  этих великих людях,  о святости  их  поведения  и  об  их
просвещенном  учении.  Мы  видели среди  них  сплошь  вожаков  партий  людей
достаточно мужественных  либо  достаточно  ловких  интриганов,  чтобы суметь
внушить  уважение  к  своим  взглядам и навязать их  другим  на соборах  или
собраниях, призванных разрешать вопросы веры. Эти соборы всегда состояли  из
большого количества невежд или добросовестных фанатиков, шедших на поводу  у
своих  собратьев, которых они считали искуснее себя и на сторону которых они
становились, не зная часто сути вопроса.
     Подписи  на протоколах  очень многих  соборов  показывают,  что  многие
епископы,   являвшиеся   на   собор  для  разрешения   самых  тонких,  самых
абстрактных,   самых  непостижимых  вопросов  богословия,   не  умели   даже
подписываться  и  бывали  вынуждены  обратиться  к  своим  более   грамотным
собратьям, которые расписывались за них на протоколах собрания.
     Нельзя  ли  предположить,  что  под покровом  такого  невежества  часто
находились  благочестивые  подделыватели,  готовые   удостоверить  фальшивой
подписью решения, которые им хотелось поддержать в интересах своей  группы и
которые  они выдавали  за догмы, необходимые для  вечного спасения? Могли ли
епископы,  до того  тупоумные, что писать не научились,  иметь  какое-нибудь
мнение  о вещах, которые  и теперь еще непонятны даже  богословам,  наиболее
искушенным в  жаргоне и увертках своего  ремесла, все более изощряющегося  в
процессе споров в течение такого большого количества веков?
     Вся  история церкви свидетельствует  о глубоком  невежестве большинства
прелатов.  Мало  того,   мы  видим,   что  невежество  это  вменяется  им  в
обязанность.  По словам Флери,  некоторые соборы  запрещали епископам читать
книги   язычников,   то   есть  единственные  произведения,   которые  могли
формировать их ум и вкус. Святой Григорий строго выговаривал Дидье, епископу
вьеннскому,  за  то,  что  он  брался  преподавать  грамматику.  Можно  себе
представить,  какое  образование могли иметь при наличии таких правил  люди,
которым принадлежало право  не только выносить решения об  учении и традиции
церкви, но и решать судьбу империй.
     Мы должны, таким образом, прийти к заключению, что пастыри были в такой
же  мере лишены знаний, как и их  овцы, и в такой же степени предрасположены
были принимать на веру все  сказки,  чудеса  и подложные  писания, какие  им
преподносили.
     Не  будет  поэтому  дерзостью   предположить,  что  на  соборах  вожаки
отдельных  партий, то есть наиболее  хитрые епископы, наиболее красноречивые
пастыри,  наиболее влиятельные при дворе интриганы, продвигали  свои мнения,
определяли, что считать ортодоксией,  собирали голоса бараньеголовых тупиц и
тупоумных  святош,  насилиями и  угрозами  запугивали  противников,  вызывая
согласие у  трусов  и яростно  преследуя  тех,  кто пытался  противиться им.
Такова правдивая история всех церковных соборов, от апостолов до наших дней.
     Впрочем, интересы  вожаков групп  часто менялись. Часто  случалось, что
какая-нибудь  группа, к которой государь прислушивался, сменялась при  дворе
интригами  противной   стороны.   В  таких  случаях  приходилось  менять   и
непогрешимые  постановления  церкви,  собравшейся  на  собор и вдохновленной
святым духом. Епископы имевшие  государя на своей стороне,  имели за себя  и
дух святой. В  церкви, как и на войне, бог дарует победу тому,  у кого самая
многочисленная армия. Епископы могли бы всегда говорить по примеру Фаворина:
"Разве  я  не вынужден думать, что человек,  владеющий тридцатью  легионами,
искуснейший в мире человек?"
     Таким образом,  гос