угрожая, окружили дворец, требуя немедленно убрать знаки из священного
города.
Пилат в течение пяти дней не выходил к возмущенным людям, надеясь, что они
рано или поздно разойдутся. Наконец на шестой день он приказал евреям
собраться на ипподроме, вмещавшем двадцать тысяч зрителей. (Развалины
ипподрома были обнаружены археологами в шестидесятых годах нашего
столетия, и оказалось, что там действительно могло помещаться столько
народу.) Пилат пришел туда во главе крупных воинских отрядов и заявил, что не
намерен убирать императорские знаки из Иерусалима. Бунтарям он велел
разойтись по домам, пригрозив, что в противном случае применит оружие. И для
пущей убедительности приказал своим легионерам поднять мечи и
приготовиться к атаке. Но тут случилось непредвиденное: евреи не дали запугать
себя и все как один бросились на землю, обнажая спины, в знак того, что
предпочитают погибнуть от меча, чем отступить. Потрясенный Пилат не знал,
как быть. Не мог же он из-за такого пустяка истребить тысячи и тысячи своих
подданных. Рим бы ему этого не простил, его бы, несомненно, сняли с
должности и вызвали для объяснений. Пришлось отослать войска и обещать
евреям, что императорские знаки будут немедленно убраны.
Но Пилат был опьянен властью и слишком вспыльчив, чтобы сделать выводы из
этого печального опыта. Поэтому во время его правления то и дело вспыхивали
конфликты. Так, например, он велел во дворце Ирода повесить щиты с
изображением императора. И опять игнорировал протесты евреев до тех пор,
пока приказ снять щиты не пришел прямо из Рима, где на Пилата пожаловались
влиятельные евреи. Даже в тех случаях, когда Пилат был прав и старался для
общего блага, он не умел избежать столкновений и ссор с подданными. Он
решил, например, построить акведук длиною в 37 километров из местности Эль-
Аррув в Иерусалим, чтобы обеспечить город питьевой водой. Вполне
естественно было возложить расходы по строительству этого сооружения на
будущих основных потребителей, то есть жителей Иерусалима. Но убедить их в
этом Пилат не сумел и, долго не раздумывая, конфисковал средства,
принадлежавшие храму. Священники подняли шум, и в городе вспыхнул новый
мятеж. Пилат, как всегда, ответил коварством и насилием: переодетые в
штатское солдаты безжалостно расправились с толпой. Иосиф Флавий
рассказывает, что очень многие были убиты или изувечены. Легко представить, с
какой ненавистью относилось к Пилату еврейское население. Обстановка
обострялась еще и тем, что и еврейская верхушка не пользовалась в народе
популярностью. Ирода, четвертовластника Галилеи, из опасения мятежа
казнившего Иоанна Крестителя, считали безвольным орудием Рима.
Священники составляли мощную, богатую аристократическую касту, далекую от
народа и сохранявшую лояльные отношения с римлянами. Тогдашний
первосвященник Иудеи Каиафа соблюдал в отношениях с Пилатом полную
видимость лояльности и, возможно, именно благодаря этому продержался на
своей должности целых восемнадцать лет. Въезд Христа в Иерусалим совпал с
приближением праздника пасхи. В Иерусалим и его окрестности стеклись толпы
паломников. В этой толчее недолго было вспыхнуть беспорядкам. Сознавая это,
римляне и священники усилили бдительность и чрезвычайно подозрительно
относились ко всему, что хотя бы отдаленно походило на политическую
демонстрацию. Пилат вместе со всеми своими вооруженными силами прибыл из
Кесарии в Иерусалим и поселился во дворце Ирода, чтобы оттуда лично следить
за порядком. И вот в этой насквозь пропитанной подозрениями и ненавистью
атмосфере, когда нервы правителей были напря жены до предела, вдруг
появилась странная толпа галилеян, окружавших нового пророка, который ехал
верхом на ослике. Из их восторженных воплей явствовало, что пророк -
потомок царя Давида и новый царь израильский. Сенсационный слух разнесся
мигом, сбежался народ со всех концов города, люди толпились в окнах,
облепили крыши. Галилеяне, охваченные мессианским энтузиазмом, бросали
под ноги Иисусу свои одежды и зеленые ветки, махали пальмовыми листьями. С
этого момента все, что бы Иисус ни делал и ни говорил, было в тогдашней
политической обстановке открытым вызовом. Уже самый его демонстративный
въезд вызвал у властей опасение, что объявился еще один из тех галилейских
фанатиков, которые выдавали себя за пророков и подстрекали народ к мятежу.
Ведь разрешил же он, чтобы его спутники провозгласили его царем. Когда
возмущенные фарисеи потребовали от него заставить своих учеников замолчать,
он отвечал:
"Сказываю вам, что если они умолкнут, то камни возопиют" (Лука, 19:40). Это
было заявление, чреватое серьезнейшими политическими последствиями.
Угнетенный еврейский народ искал утешения в мессианских надеждах о
возрождении царства Израильского в его былом блеске. И вот теперь здесь, в
Иерусалиме, Иисус открыто подтвердил свои мессианские притязания. Объявить
себя царем - значило прежде всего восстать против римского императора, а
кроме того, объявить войну также иерусалимской священнической верхушке.
Каковы были подлинные намерения Иисуса, мы не знаем, ибо впоследствии
христиане стали изображать трагическое фиаско его миссии в Иерусалиме (ведь
даже ученики покинули его) как нечто предрешенное заранее и неизбежное. Нам
известно лишь, что с этого момента Иисус действует бескомпромиссно, не
считаясь с опасностью, которой себя подвергает. Он заявлял, что в будущее
царство божье будут допущены только нищие, обездоленные и кроткие, а
гордым, высокомерным, жестоким и богатым, как любимцам сатаны, доступ туда
будет закрыт. Он критиковал законы, клеймил религиозное ханжество
священников, фарисеев и книжников, пренебрегал ритуальными запретами,