8:19, 20). В одном из самых ранних документов христианства, в послании св.
Павла к галатам, мы встречаем то же определение. Вот что там сказано: "Потом,
спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней
пятнадцать. Другого же из апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата
господня" (1:18, 19). Называя Иакова, главу Иерусалимской общины, "братом
господним", Павел не мог считать его сводным братом или кузеном Иисуса. Он
ведь адресовал свое послание в Галатию, единоверцам, жившим далеко от
Иерусалима и не разбиравшимся в родственных отношениях в семье Иисуса.
Если он написал "брат господень", ничего к этому не добавляя, то ясно, что он
представлял галатам Иакова как родного брата Иисуса. Иначе он бы дополнил
свою информацию, добавив, например, что матерью Иакова была Мария
Клеопова или что Иаков - сын Иосифа от первого брака. Впрочем, в Евангелии
от Матфея есть фраза, которая делает, в сущности, беспредметной всю эту
аргументацию, ибо она опровергает догму о постоянной непорочности Марии.
Вот она: "Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему ангел господень, и
принял жену свою, и не знал ее. Как наконец она родила сына своего первенца, и
он нарек ему имя: Иисус" (1:24, 25). Из этого отрывка неопровержимо явствует,
что, по мнению евангелистов, непорочное зачатие произошло лишь однажды,
при зачатии Иисуса, а потом Иосиф с Марией жили нормальной супружеской
жизнью, и поэтому Иисус был первенцем, а не единственным сыном.
В авторитетных кругах библеистов давно уже возобладало мнение, что сказание
о благовещении и непорочном зачатии - это типичная легенда, лишенная
какой-либо исторической основы. Недаром об этом столь важном для
христианской доктрины чудесном событии ни слова не говорят Марк, Иоанн и
Павел. Что же касается Матфея и Луки, то идею девственности Марии и
непорочного зачатия они позаимствовали, по всей видимости, из Ветхого завета.
Матфей указывает нам вдохновивший его источник, а именно пророчество
Исаии: "Ее, дева во чреве примет и родит сына, и нарекут имя ему: Еммануил"
(7:14). По его убеждению, чудесное зачатие и рождение должно было
непременно иметь место в жизни Иисуса, дабы сбылось "реченное господом
через пророка..." (Матфей. 1:22).
Оказывается, однако, что Матфей пал жертвой переводческой ошибки.
Греческое слово "парфенос" действительно значит "девица", но оно не передает
всех оттенков древнееврейского слова "алма", употребленного в подлиннике
книги пророка Исаии. "Алма" значит и "девица", и "молодая женщина".
Иудейские библеисты решительно утверждают, что Исаия имел в виду "молодую
женщину" и что понятие непорочного зачатия иудеям совершенно чуждо. В
свою очередь христиане, защищая свою доктрину, обвиняли иудеев в искажении
мысли пророка.
Подгонять тексты Нового завета под априорную доктрину о постоянной
девственности Марии позволяло церковникам то обстоятельство, что и
греческое и арамейское слово "брат" ("аделфои" и "ах") имеет много значений.
Им можно обозначать не только родного, но и сводного, и двоюродного брата, и
даже члена какого-нибудь содружества. Это давало возможность произвольного
толкования этого слова, чем и воспользовались церковники, чтобы подкрепить
свою доктрину. Всякие же повествовательные дополнения типа версий о Марии
Клеоповой или о вдовстве Иосифа - всего лишь выдумки богословов.
Характерно, кстати, что в Новом завете Мария появляется крайне редко,
оставаясь, в сущности, на заднем плане. В самом древнем Евангелии от Марка
она упомянута всего один раз, причем даже не названа по имени. В Евангелиях
от Матфея и от Луки о ней говорится по четыре раза; от Иоанна - три раза и
снова безымянно; в "Деяниях апостолов" она упомянута трижды, а Павел в своих
посланиях не упоминает о ней ни разу, будто и не слыхал о ее существовании.
Неужели он позволил бы себе такое умолчание, если бы знал и верил, что она
была избранницей святого духа и что рождение ее сына сопровождалось всеми
теми сверхъестественными явлениями, о которых несколькими десятилетиями
позже возвестили миру Матфей и Лука. Правда, как рассказано в "Деяниях
апостолов", Мария молилась вместе с апостолами, а Иоанн - единственный,
впрочем, из евангелистов - сообщает, что она стояла под крестом Иисуса, но в
остальном бросается в глаза ее отсутствие в самые драматические и переломные
моменты жизни ее сына: в сценах страстей господних, распятия, захоронения и
воскресения. Она не увидела Иисуса также и после воскресения, когда он будто
бы являлся другим людям, и даже не участвовала в сцене вознесения, когда ей
представлялась возможность попрощаться с ним в последний раз. И у читателей,
естественно, возникает вопрос:
где же она была, когда происходило все это?
Поневоле напрашивается вывод, что авторы Нового завета, в соответствии с
понятиями своего времени, представляли себе Марию как скромную семитскую
женщину, подчиненную мужу, поглощенную без остатка домом и детьми.
Вспомним, каково было социальное положение женщин той поры. Павел,
например, верный традициям своих семитских предков, указывал, что женщина в
знак покорности должна входить в молитвенный дом с покрытой головой, а в
послании к Тимофею говорится, что долг женщины не поучать, а молчать.
Евангелисты и представить себе не могли, что Мария, будучи женщиной, могла
сыграть сколько-нибудь значительную роль в драматической жизни Иисуса. Она
рисовалась им такой же, как и все другие ее современницы в Галилее. Для
Матфея и Луки просто не существовало теологической проблемы пожизненной
девственности Марии, им и в голову не приходило, что употребляемое ими
выражение "брат господень" может впоследствии толковаться неправильно и его
следует уточнить. Таким образом становится понятным, почему в первые