несчастных, обездоленных людей.  Оценив  их значение  для христианства, Лука
как  бы  узаконил  их  своим  авторитетом  и  придал им санкцию исторической
правды. Такое предположение не покажется  слишком смелым,  если мы осознаем,
что Лука  был хорошо знающим  свое дело  пропагандистом.  Выступая  в защиту
христианской  религии,  он  умело  использовал  соответственно   подобранные
притчи, сказки и примеры,  взятые прямо из жизни. Лука включил в  свой текст
почти все Евангелие  от Марка,  и этот  заимствованный  материал  составляет
примерно треть его евангелия. Но он подверг этот материал обработке, которая
делает еще яснее  его замысел.  Прежде всего он сглаживает шероховатый стиль
Марка  и удаляет все то, что  своей наивностью и непоследовательностью могло
бы  скептически  настроить  более   искушенных  читателей.   Взять  хотя  бы
пресловутый инцидент со смоковницей.
     Лука  исключил  вовсе  из повествования  это  сказание.  Вероятно,  его
шокировала  абсурдная  история о том, будто  бы  Иисус проклял  ни в  чем не
повинную смоковницу за то, что на ней не было плодов, "ибо еще не время было
собирания смокв".  Изображение  Иисуса  как  вспыльчивого и  несправедливого
колдуна в корне противоречило  концепции  Луки. Поправляя  Марка, он  в  еще
большей степени,  чем Матфей, смягчал,  идеализировал  и облагораживал образ
Иисуса и образы его учеников. Это  диктовалось его культурой, образованием и
высокими нравственными идеалами, но  одновременно помогало ему  в достижении
главной цели: опровергнуть клеветников и  привлечь  доброжелателей  из числа
греков и римлян.
     Из текста евангелия явствует,  что Лука был хорошо знаком с греческой и
римской  литературой.  Он  знает  литературные  каноны  того   времени  и  в
соответствии с ними предваряет  свое  произведение предисловием,  в  котором
вкратце рассказывает об источниках и целях своего сочинения; кроме того, он,
согласно  обычаю,  снабжает  его  посвящением  "достопочтенному  Феофилу", о
котором, кстати,  мы не знаем, был ли это покровитель Луки или его друг. Все
это,  однако, внешние  черты,  относящиеся  к области литературной техники и
этикета. Гораздо большее значение имеет для  нас то, что Лука был  настоящим
писателем,  отличающимся высокой культурой слова и литературным мастерством.
Его  стиль  исполнен такта и достоинства,  словарь очень  богат,  построение
фразы   неизменно  правильно;  грамматические  формы   тщательно  подобраны;
синтаксис  ритмичен и естествен. Кроме  того, Лука - талантливый рассказчик.
Сцены  из   жизни  Иисуса  полны  драматического  напряжения,   динамичны  и
пластичны,  а  их герои описаны столь выразительно, что  навсегда остаются в
памяти.
     Сам  же  Лука  считал  себя  прежде  всего  историком. Единственный  из
евангелистов, он попытался  хронологически  связать жизнь Иисуса  с историей
Римской империи и таким образом  подкрепить  свое  повествование конкретными
датами. Хотя, как мы  убедимся  позже, точность этой датировки порой  весьма
сомнительна, но все  же  нельзя отрицать известных достижений  Луки  в  этой
области. Он единственный  упоминает в Новом завете  о  проводимой в Иудее по
приказу римского прокуратора Квириния переписи населения и называет  римских
императоров по именам. Чтобы  оценить его метод, приведем  следующий пример.
Глава  третья начинается  такой  фразой:  "В  пятнадцатый  же год  правления
Тиберия  кесаря,  когда  Понтий  Пилат  начальствовал   в  Иудее,  Ирод  был
четвертовластником  в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее
и  Трахонитской  области,  а  Лисаний  четвертовластником  в  Авилинее,  при
первосвященниках Анне и  Каиафе, был глагол божий к  Иоанну, сыну Захарии, в
пустыне".  Пятнадцатый год правления Тиберия приходится на 29 год  нашей эры
Понтий  Пилат был прокуратором Иудеи в 26-36 годах нашей эры, Анна и  Каиафа
поочередно  занимали посты первосвященников с 6  до 36  года  нашей  эры,  и
примерно в этот же период правили названные четвертовластники Ирод, Филипп и
Лисаний.  Таким образом,  мы видим, как  полезны эти сведения в установлении
хронологии Нового завета.
     Мы  уже  говорили  о  том,  что  евангелия  довольно  долго  оставались
безымянными и лишь позднее их приписали определенным  авторам. Это, конечно,
относится и к Луке. Но в данном случае это кажется странным.  Мы ведь знаем,
что  Евангелие  от  Луки  создано  по  образцу  классического  литературного
произведения со всеми  его правилами и канонами. И трудно поверить, что Лука
мог  пренебречь одним  из основных  принципов,  согласно  которому  в каждом
произведении должны  быть  указаны  заглавие и  фамилия  автора,  неважно  -
настоящая или псевдоним.
     Так  почему  же  мы  не  можем  быть уверены, что автором евангелия был
именно этот Лука, грек и врач, а  главное - спутник Павла в его странствиях?
Некоторые библеисты считают, что для такого сомнения  дает основание  анализ
текста евангелия.
     Прежде  всего, этот анализ  полностью подтвердил мнение,  что автор был
врачом-греком.   В   тексте   обнаружено  множество  медицинских   терминов,
соответствующих  терминологии, которой  пользовались  такие врачи древности,
как Гиппократ,  Диоскорид и Гален. Автор явно был знаком  с  их  сочинениями
так, как мог  быть знаком только профессионал. Кроме того, без труда удалось
установить, что евангелие написал грек, адресуясь к читателям  неевреям. Вот
один   из   доводов  в  подтверждение  этого  тезиса:  в  других  евангелиях
используются арамейские  термины, понятные только  евреям. Лука отдавал себе
отчет в том, что их следует  заменить соответствующими греческими терминами,
чтобы они стали понятны для читателей нееврейского происхождения.
     Лука,  как  это следует  из  предисловия, знал и использовал  "описания
событий", которые уже  имелись в то время. Как историк, он, конечно, имел на