образом,  мы  так  провозглашаем,  приказываем  и повелеваем в  сей грамоте,
заседая в суде.
     ...И тогда приказали отвести его в комнату пыток и отвели.
     Затем, находясь уже  в комнате  пыток, сии  сеньоры инквизиторы и судья
спросили  сего  Франсиско  Роберта,  не  хочет  ли  он  сказать  правду   до
раздевания. Он ничего не ответил и стал раздеваться.
     И когда он был раздет, сего Франсиско  Роберта стали  увещевать сказать
правду до начала пытки. Он ответил:
     "Я не знаю, что угодно вашей милости".
     Тогда  его посадили  на скамью и стали вязать руки  веревками и прежде,
чем прикрутить их, его увещевали сказать правду. Он ответил, что ему  нечего
говорить.
     Тогда было приказано прикрутить и дать один поворот веревке. И так было
сделано. Он произнес: "О, господи!"
     Тогда приказали  дать второй поворот, и дали, и  ему предложили сказать
правду.  Он сказал: "Скажите, чего  вы желаете от меня,  и  я готов  служить
вашей милости".
     Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили и сказали ему,
чтобы сказал правду из любви к богу. Он ничего не ответил.
     Тогда приказали  еще раз прикрутить веревку,  и прикрутили, и он ничего
не сказал.
     Тогда  приказали  еще раз прикрутить веревку  и сказали,  чтобы  сказал
правду из уважения к богу. Он ответил:
     "Я сказал правду, я говорю правду". И застонал.
     Приказали еще раз  прикрутить  веревку,  и прикрутили,  и он  ничего не
ответил, а только застонал.
     Тогда еще  раз прикрутили  веревку и  сказали, чтобы  сказал правду. Он
простонал и ничего не сказал.
     Тогда  приказали потуже  прикрутить  веревку, и прикрутили  и  сказали,
чтобы сказал правду. Он ответил, что не знает, чего от него хотят.
     Ему сказали, что желают услышать от него правду. Он ничего не ответил.
     Приказали  еще раз  прикрутить  веревку, и  прикрутили, и  сказали  ему
сказать правду.  Он  ничего не ответил. Затем сказал: "Я был  сумасшедшим, я
был пьяным, не знаю, как и когда".
     Тогда приказали  еще раз прикрутить веревку,  и прикрутили  веревку,  и
сказали ему, чтобы сказал правду ради бога. Он простонал.
     Тогда приказали еще раз прикрутить веревку и  сказали ему, чтобы сказал
правду. Он ничего не ответил.
     Ему еще прикрутили веревку, и он ничего не сказал.
     Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал.
     Ему еще раз прикрутили веревку, и он только простонал: "Ox, ox!"
     Ему еще раз приказали прикрутить веревку, и  прикрутили, и он ничего не
сказал.
     Приказали  еще  раз   прикрутить,  и  прикрутили.  Он  сказал:  "Сеньор
инквизитор! Да, я обвиняю одного фламандца, работавшего там, где я".
     Его спросили,  в чем  он  обвиняет сего фламандца.  Он ответил, что  не
знает этого.
     Приказали привязать к станку веревку, стягивавшую ему руки.
     Тогда его привязали  к  станку и  сказали ему,  чтобы, из любви к богу,
сказал правду прежде, чем приступят к пытке.
     Он ответил, что отец и мать научили его тому, что говорят их милости.
     Ему сказали, чтобы сказал, чему  его научили, и что он  верит в это. Он
ответил, что Малтес, заключенный в этой же тюрьме, говорит много дурного про
испанцев,  утверждая,  что  они  -  иудеи  и  негодяи,  и  много  добра  про
фламандцев.
     Затем сказал, что не знает, что говорить.
     Затем приказали привязать  его к станку за каждую руку одною веревкою и
за  каждое бедро одною веревкою, по веревке сверху и над коленями,  и еще за
ступню, по веревке на каждой.
     Затем в  каждую веревку  вставили палку,  к рукам и бедрам и ступням, и
привязали ему голову, и тогда  сказали  ему,  что его просят, из уважения  к
богу, сказать правду до начала пытки.
     Он ответил: "Я  готов служить богу" и заплакал. И за  нежелание сказать
правду приказали прикрутить  веревку у правой руки, и прикрутили. Он плакал,
молчал.
     Тогда  ему прикрутили  палку у  левой  руки и  сказали, чтобы он сказал
правду. Он закричал, плача: "Прощай, пресвятая дева Мария!"
     Тогда приказали прикрутить  палку от  левой  ноги  и  попросили сказать
правду. Он закричал, затем сказал, что работал во Франции с одним.
     Ему сказали, чтобы сказал про этого maestre  publico, что тот заставлял
его делать и говорить. Он ответил, что ничего.
     Тогда приказали прикрутить палку от правой ноги и сказали, чтобы сказал
правду. Он крикнул несколько раз:
     "Иисус, Мария!"
     Тогда было приказано прикрутить палку с правого бедра. Он крикнул много
раз: "Иисус, Мария!"
     Тогда  его попросили  сказать правду из  любви  к богу. Он  сказал: "О,
господи и пресвятая дева! О, господь и пресвятая  дева!" И больше  ничего не
могли вытянуть из него.
     Тогда  приказали  прикрутить  палку  у  левого  бедра.  Он  застонал  и