поблажки и льготы. Но это сравнительно редко удавалось, так как инквизиторы,
зная продажность  тюремщиков,  зорко наблюдали за  ними и  сурово наказывали
уличенных в недозволенных связях с узниками.
     Правда, случалось,  что инквизиторы взамен за  предательство или другие
оказанные им  услуги, а  иногда  просто из-за недостатка тюремного помещения
выпускали на свободу некоторые свои жертвы. Но это никогда не было амнистией
или реабилитацией осужденных. Следуя указаниям, данным Иннокентием IV в 1247
г., инквизиторы,  освобождая заключенного, предупреждали его, что при первом
подозрении  он будет  немедленно  возвращен в  тюрьму  и жестоко наказан без
всякого суда и следствия.
     Вся жизнь  такого бывшего  узника  инквизиции,  по  словам  Г.  Ч.  Ли,
"принадлежала  молчаливому и таинственному судье, который мог разбить ее, не
выслушав  его  оправданий, не  объяснив  причин. Он навсегда  отдавался  под
надзор  инквизиционной  полиции,  состоявшей   из   приходского  священника,
монахов, духовных лиц... которым  приказывалось доносить о  всяком упущении,
сделанном  им   в   исполнении   наложенной   на  него  епитимии,  о  всяком
подозрительном слове и  действии, за что  он  подвергался ужасным наказаниям
как  еретик-рецидивист.  Ничего  не  было  легче  для  личного  врага,   как
уничтожить подобного  человека, и сделать это было тем  легче, что  доносчик
знал,  что имя его будет сохранено  в  тайне. Мы  вполне справедливо  жалеем
жертвы костра и тюрьмы, но  было ли их положение более  печально, чем участь
множества мужчин и женщин,  ставших  рабами  инквизиции после того,  как она
пролила на них свое лицемерное милосердие?".  Ли Г. Ч. История  инквизиции в
средние века.
     В XIII в. инквизиторы, осудив еретика, приказывали разрушить и сровнять
с  землей  его  дом.  Однако со  временем  стремление  завладеть  имуществом
осужденных взяло верх, и инквизиция отказалась от такого рода действий.
     В  испанских  и  португальских   колониях   инквизиторы,  среди  прочих
наказаний,  осуждали свои жертвы на каторжные  работы, используя  в качестве
рабской силы в  монастырях, или посылали в Испанию служить на галеры, где их
приковывали к сиденьям и веслам.
     В отличие от светских судов, для которых смерть обвиняемого смывала его
вину, инквизиция судила и преследовала не только живых, но и мертвых. Вообще
инквизиционный   трибунал   не   признавал   каких-либо   смягчающих    вину
обстоятельств.  Ни пол,  ни возраст, ни давность совершенного проступка, ни,
наконец, смерть не спасали еретика от осуждения. Инквизиция поступала  столь
же бесцеремонно  с мертвыми,  как и с живыми. Она могла обвинить  в ереси не
только недавно,  но и давно  - сто  или  двести лет тому  назад  -  умершего
человека. Основанием  для дела могло послужить  заявление любого фискала или
сфабрикованный  с  этой целью "обличительный" документ.  В подобных  случаях
выносился  приговор:  останки  еретика  сжечь  и  пепел  развеять по  ветру,
имущество же изъять у наследников и конфисковать.
     Чаще всего  такие процессы возбуждались  с единственной целью завладеть
имуществом жертвы, ибо инквизиция проявляла не меньший, а часто даже больший
интерес к  состоянию  своих  жертв, чем  к "спасению  их душ".  Деятельность
инквизиции,  как  образно  отмечает Г.  Ч. Ли,  протекала в "безумном  вихре
хищений".
     Секвестр имущества подозреваемого  в ереси автоматически следовал вслед
за его арестом, причем конфисковывалось  все -  от недвижимости  до домашней
утвари  и  личных   вещей  арестованного.  Вследствие   этого  семья  жертвы
инквизиции оказывалась лишенной крова и  средств  к существованию,  ее ждало
нищенство  или  голодная смерть  -  ведь за  помощь, оказанную  ей,  грозило
обвинение в сочувствии ереси...
     В  начале  массового  преследования  еретиков  на  юге   Франции  часть
конфискованных средств использовалась на строительство  тюрем, которых  явно
не  хватало  для  нужд  инквизиции.  В этот  период  еретики не только  сами
"финансировали" строительство своих темниц, но и участвовали непосредственно
в  их   строительстве,  что  считалось  особым  знаком  преданности  церкви.
Впоследствии конфискованные средства делились  между инквизицией, городскими
властями  и  епископом.  Французская корона  и  Венецианская  республика  со
временем стали присваивать  в пользу  своей казны  награбленные  инквизицией
путем  конфискации средства. В папских владениях львиная  доля награбленного
поступала в папскую  казну. Значительная  часть этих  средств  оседала  и  в
карманах самих инквизиторов, их помощников, фискалов и "родственников".
     Массовые  аресты  еретиков,  сопровождаемые  секвестром  их  имущества,
быстро превращали цветущие экономические районы, каким была, например, Южная
Франция в начале XIII в., в руины.
     "Конечно,- отмечает Г.  Ч.  Ли,- было бы несправедливым  говорить,  что
скупость и жажда к  грабежу  были главными двигателями инквизиции, но нельзя
отрицать, что  эти низкие страсти играли  видную роль...  Все,  занимавшиеся
преследованием, всегда имели в виду материальную выгоду. Не заинтересованная
материально, инквизиция не пережила бы первой вспышки фанатизма, породившего
ее;  она  могла  бы  существовать только в течение одного поколения, а затем
исчезла бы и возродилась бы снова  с  возрождением ереси; и катаризм, против
которого не было бы систематического и долгого  преследования, мог избегнуть
полного уничтожения. Но в силу законов о  конфискации еретики сами сделались
виновниками  своего падения. Алчность и фанатизм подали друг другу руку и  в
течение целого столетия были сильными двигателями жестокого, непрерывного  и
неумолимого преследования,  которое  выполнило  свои  планы  и  прекратилось
только за отсутствием жертв".