вероотступников. Другое дело инквизитор, обладавший не только неограниченной
властью над телом  и душой своих жертв,  но  и мощными средствами, делавшими
эту  власть  эффективной.  Отлучение,  провозглашенное  инквизитором,  пахло
костром, в  лучшем  же  случае - длительным  тюремным заключением и  потерей
состояния, не говоря уж о  моральных и физических пытках, при помощи которых
мастера "святого дела" не только калечили тела,  но и  растлевали души своих
многочисленных жертв.
     Хотя  обвиняемый  формально   не  был  лишен  возможности  нанять  себе
защитника, как утверждает Эймерик, на практике это исключалось, ибо защитник
еретика сам мог быть заподозрен в ереси, арестован и осужден инквизицией. Он
мог  и навредить  своему подопечному, так как  его  могли привлечь  к суду в
качестве  свидетеля,  заставив  под пыткой  рассказать о  подлинных взглядах
обвиняемого,  его  родственников  и   друзей  и   выдать  имеющиеся  у  него
компрометирующие его подзащитного документы.
     В Испании защитник назначался самой инквизицией. Но по существу это был
не защитник, а  сотрудник инквизиции, помогавший  засудить  обвиняемого. Это
вынужден  признать  даже  иезуит Бернардино  Льорка: "Вполне  понятно,  что,
будучи  казенным  адвокатом,  принадлежа  по  существу  к  числу сотрудников
инквизиции,  защитник  действовал, исходя  из  тех  же  принципов,  которыми
руководствовался и св. трибунал, хотя и  представлял интересы обвиняемого  и
использовал  все,  что могло  бы  облегчить  его участь. Таким  образом, как
только выяснялась виновность преступника, адвокат прекращал  его защиту, ибо
в конце концов его  целью,  как и инквизиторов,  было  преследование  ереси.
Кроме  того,  и  именно  по  той  же  причине, одним  из первых его  советов
обвиняемому было дать правдивые показания, признаться в ереси, в которой его
обвиняли".
     Невежество  также  не  спасало обвиняемого  от кары,  потому  что,  как
указывал Бернар Ги, невежда подлежал осуждению, являясь сыном "Отца лжи", то
есть  самого   дьявола.   Несколько   смягчали   участь   жертвы  инквизиции
умопомешательство или опьянение, но и в том и в другом случае обвиняемый был
обязан  согласиться  с выдвинутым  против  него  обвинением,  иначе  говоря,
признать  себя виновным,  если  хотел  избежать  костра.  От  обвинительного
приговора  жертва  инквизиции  не  могла  избавиться,  даже  покончив  жизнь
самоубийством; последнее считалось признанием  вины. Еще меньше шансов  было
на  оправдательный  приговор  у  тех,  кто  судился инквизицией  заочно  или
посмертно.
     Вообще инквизиция никогда не оправдывала  свои жертвы.  В лучшем случае
приговор  гласил,  что "обвинение не доказано". Это означало,  что оно может
быть доказано в будущем.  Оправдательный же приговор не мог служить  помехой
для  нового  процесса  против  той  же  жертвы. Иногда  таких  "оправданных"
выпускали  под  большой залог на свободу, обязуя ежедневно являться к дверям
трибунала инквизиции и стоять там "от завтрака до обеда и от обеда до ужина"
на  случай, если  инквизицией  будут  обнаружены новые улики  и  потребуется
"оправданных" вновь водворить за решетку.
     Прав  был францисканский  монах Бернар  Делисье, публично  заявивший  в
начале  XIV  в. в  присутствии французского  короля  Филиппа Красивого,  что
инквизиция при существующей  системе  могла  обвинить  в ереси самих  святых
Петра и Павла, и они были бы не в состоянии защитить себя. Им не представили
бы никаких конкретных обвинений, не ознакомили бы с именами свидетелей  и их
показаниями. "Каким же образом,- вопрошал Бернар Делисье,-  могли бы  святые
апостолы защищать  себя, особенно при том условии, что всякого, явившегося к
ним  на  помощь, сейчас  же  обвинили бы в  сочувствии  ереси?" Приводя  эту
цитату, Г. Ч. Ли присовокупляет  от себя: "Все это безусловно, верно. Жертва
была  связана путами,  вырваться  из которых ей  было  невозможно,  и всякая
попытка  освободиться  от них  еще  только  туже затягивала узлы".  Ли Г. Ч.
История инквизиции в средние века.
     Инквизиция  действовала на  основе зачастую противоречивых  и  туманных
указаний  римских  пап  и  постановлений  соборов.  Как  мы  уже  упоминали,
некоторые  инквизиторы  составляли   для  своих  коллег  руководства,  нечто
подобное  процессуальным кодексам. В  Испании великие инквизиторы, начиная с
Торквемады,  издавали инструкции,  регулировавшие деятельность  "священного"
трибунала,  давали  пояснения  на  запросы  провинциальных   и  колониальных
инквизиторов.  Отсутствие  четкого  законодательства  предоставляло  большую
свободу действий инквизиторам, что сказывалось и на их приговорах. В отличие
от светских судов, приговоры  инквизиции,  если не шла речь об  отлучении и,
следовательно, костре, носили весьма неопределенный характер.
     Инквизитор имел право смягчить, увеличить или возобновить вынесенное по
приговору наказание. Такой  угрозой  заканчивался каждый  приговор.  Поэтому
даже  после  вынесения приговора осужденный  не был  уверен  в том,  что его
бедствия  закончились, ведь инквизитор в  любой  момент мог  присудить  свою
жертву к повторным епитимиям, к новому тюремному сроку или даже костру.
     Приговоры инквизиции, как правило, отличались суровостью и жестокостью.
Как  отмечает Г. Ч.  Ли,  "ересь была  столь  тяжелым преступлением,  что ее
нельзя было загладить  ни  сердечным сокрушением, ни возвратом к добру. Хотя
церковь объявляла, что она с  радостью  принимает в свои материнские объятия
заблудших и раскаявшихся, но тем не менее обратный путь к ней был труден для
виновного,  и  грех  его  мог  быть смыт  только  ценою епитимий, достаточно
суровых, чтобы свидетельствовать об искренности его обращения".
     К каким же наказаниям присуждал своих "подопечных" трибунал инквизиции?
В  первую очередь к епитимиям - от "легких" до "унизительных" (confusibles),