палачи призывали свои жертвы к покаянию, смирению, благоразумию,  примирению
с церковью, обещая взамен всепрощение и вечное спасение.
     Инквизиторы,  представлявшие   церковь  ("матерь   всех  страждущих!"),
утверждали, что  они действуют  в интересах обвиняемых, в интересах спасения
их  душ.  Именно  исходя  из  этих  благочестивых  побуждений,  они-де  были
вынуждены карать еретиков решительно, безжалостно, беспощадно. Но эти кары -
не  зло,  а  "спасительное лекарство", елей на  душевные  язвы - еретические
воззрения  обвиняемых.  Инквизиция,   утверждали  богословы,  не  мстила,  а
спасала;  не наказывала,  а  отвоевывала у нечистого  человеческую душу;  не
преследовала,  а  врачевала  души  заблудших  овечек  церкви.  Инквизиция  в
описаниях   теологов  -  не  мрачный   застенок  с  палачами   и  палаческим
инструментом, а некое подобие благотворительного института, церковной скорой
помощи,  спешившей  спасти  любого  грешника,  бросившего вызов  единственно
верному вероучению.  "Сопротивлявшиеся ее благодетельным  усилиям,- отмечает
Г.  Ч. Ли,- становились виновными в неблагодарности  и непослушании, темного
пятна которого ничто  не могло изгладить. Это были  отцеубийцы,  недостойные
снисхождения, и  если  их бичевали,  то  им  же  еще  оказывали этим  особую
милость". Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века.
     Набор палаческих инструментов в камере пыток  был  весьма однообразный:
дыба, кобыла,  плети. Часто применялась пытка водой,  жаждой, голодом. После
пытки  врач даже  залечивал  раны -  возводить  еретика на  костер надлежало
невредимым.  Но от  того,  что  пытательный "ассортимент" был ограничен, что
пытка  осуществлялась   в  "благопристойной"  обстановке,  положение  узника
инквизиции не являлось менее трагичным.
     Чтобы спастись, подсудимый  должен  был сперва признать себя виновным в
предъявляемом  ему  обвинении,  затем  выдать  подлинных   или  воображаемых
сообщников, и только тогда ему разрешали отречься  от ереси и примириться  с
церковью. Если все это он проделывал охотно и со рвением, то  мог отделаться
сравнительно легким  наказанием; если же инквизиторам  удавалось его сломить
только после длительной "обработки", то его ждала более суровая кара.

ПРИГОВОР.

     Итак, следствие  закончено. Инквизиторы  одержали победу  или потерпели
поражение.  В первом  случае обвиняемый  дал требуемые  от  него  показания,
признал себя виновным, отрекся  от  ереси, примирился  с церковью. Во втором
случае обвиняемый  решительно настаивал на  своей невиновности  или, признав
себя еретиком, отказывался отречься и покаяться. Теперь трибуналу инквизиции
предстояло вынести приговор, который соответствующим  образом  покарал бы  и
того и другого.
     Создав  инквизицию,  церковь  постоянно доказывала ссылками на  Библию,
Фому Аквинского и другие богословские авторитеты свое право карать не только
духовными, но и  "телесными" карами  провинившихся в  вопросах веры  овечек.
Иннокентий  III  в  послании судьям  г.  Витербо  от  25 марта  1199 г.  так
аргументировал  необходимость  жестокого преследования  еретиков:  "Светские
законы  наказывают  предателей  конфискацией  собственности  и  смертью,  из
милосердия они щадят их  детей.  Тем более  мы должны  отлучать  от церкви и
конфисковывать  собственность  тех,  кто является  предателями  веры  Иисуса
Христа;  ибо  куда более великий  грех нанесение  оскорбления  божественному
величию, чем величию суверена".
     Правда,  присваивая  себе  право расправляться с  ослушниками,  церковь
лицемерно  пыталась прикрыть его  покрывалом  милосердия, как  о том говорит
постановление   Тридентского  собора   (1545-1563),   призывавшее  епископов
беспощадно  наказывать  своих  пасомых  за  отступничество  от  официального
вероучения и в  то же  время относиться к ним с  "любовью и  терпением". Вот
текст этого иезуитского по своему  духу  постановления, вошедшего  составной
частью в предпоследний  канонический  кодекс: "Да помнят  епископы  и прочие
прелаты, что они пастыри, а не палачи, и да управляют они своими подданными,
не властвуя над ними, а любя их, подобно детям и братьям; стремясь призывами
и предупреждениями отделить их от  зла, дабы не наказывать их  справедливыми
карами, если они совершат проступки;
     и если  все же случится, что из-за человеческой бренности они  совершат
проступки, то их  следует исправлять, как учил  апостол,  соблюдая доброту и
терпение,  при  помощи убеждений  и горячих просьб; ибо во  многих  подобных
случаях приносит большую  пользу  благожелательство, чем строгость, призыв к
исправлению,   чем  угроза,  милосердие,  чем   сила;  если  же  серьезность
преступления   требует  наказания,  тогда   следует  применить  суровость  с
кротостью, справедливость с состраданием, строгость с  милосердием, для того
чтобы, не  создавая  резких  контрастов,  сохранилась дисциплина, полезная и
необходимая народам, и для того, чтобы те, кто наказан, исправились бы; если
же они не пожелают этого, то пусть постигшее их  наказание  послужит  другим
оздоровляющим примером и отвратит их от греховных дел".
     Это писалось в  середине XVI в., когда  ярко пылали костры инквизиции в
Испании, Португалии  и  в других странах, где католическая церковь сохраняла
свои преобладающие позиции...
     Собственно  говоря,   инквизитор,  как  и  любой   священник,   отлучал
нарушителей церковных законов от церкви и накладывал на  них другие кары.  И
все же разница в  данном случае между инквизитором и священником была весьма
существенной.  Последний не располагал  средствами насилия и принуждения,  и
поэтому   его    осуждение    не   производило   должного   впечатления   на