в  1984  г.  Напомним  нашему  читателю,  что  2214-й  параграф Кодекса  был
сформулирован так:
     "Церковь  имеет  врожденное и  собственное  право (nati-vum et proprium
ius),  независимое  от  какой-либо  человеческой  власти,  наказывать  своих
преступных подданных как карами духовными,  так и карами мирскими". Чтобы ни
у  кого не  осталось  сомнения,  что, собственно говоря,  означают  "мирские
кары", в богословском комментарии к указанному параграфу сказано следующее:
     "Учитывая  характер  совершенного общества, коим  является церковь, она
может накладывать любые кары для достижения своих целей и защиты социального
порядка (!). Поэтому у нас нет оснований не признать,  что церковь  могла бы
также наложить кару смертной казни, если в каком-либо  случае она найдет это
необходимым.   Тот   факт,   что  церковь   фактически  лишена   возможности
осуществлять  некоторые мирские наказания по причине отсутствия  карательных
средств, вовсе не значит, что она не имеет права приговаривать к ним".
     Согласно  старому  Кодексу,  коммунисты  автоматически   (ipso   facto)
отлучались от католической церкви. В комментарии к параграфу 2314 Кодекса, в
котором говорилось, что все виновные  в отступничестве от христианской веры,
ереси  и раскольнической деятельности  автоматически  отлучаются от  церкви,
отмечалось:  "Это  преступление  совершают  все  те, кто публично исповедует
материалистическую антихристианскую доктрину коммунистов и в особенности те,
кто ее  защищает  и проповедует".  Хотя  после второго  Ватиканского  собора
церковь  отказалась  от политики  отлучений,  она  до  сих" пор не  отменила
указанных выше статей Кодекса канонического права.
     Некоторые защитники инквизиции  ссылаются на то,  что идея нетерпимости
вовсе не является особенностью христианской  веры, что она была  свойственна
восточным деспотиям, греческому и римскому обществу. Так, например, пытается
оправдать инквизицию американский клерикальный историк Уильям Томас Уолш.
     Другие  утверждают,  что   необходима  определенная   скидка   за  счет
жестокости нравов, якобы характерной для средних веков.
     Наряду со "стыдливыми" адвокатами инквизиции еще бытуют  и  откровенные
ее апологеты.
     Воинствующие   мракобесы,   главным   образом  из  числа   клерикальных
сторонников  покойного  диктатора  Франко,  этого   стойкого   последователя
"благородных   традиций"   церковного  трибунала,  не   только   оправдывают
преступления  средневековой   инквизиции,   но   и   ратуют   за  применение
инквизиционных  методов  в  наше  время.  Один  из   таких  неоинквизиторов,
испанский  монах-августинец  Мигель  де ла  Пинта, в книге, превозносящей  в
середине XX столетия кровавые деяния инквизиции, вопрошает:  "Разрешите  мне
сформулировать  следующий  вопрос:  когда общество наводнено  проповедниками
атеизма, то  есть  ниспровергателями Божества,  когда  в наших современных и
прекрасных  городах  силы  Зла  источают  развращающие  флюиды  сатанической
гордыни, покрывая  презрением все моральные и этические постулаты, когда эти
города  полны  "юберменшей",  то  разве  не будет  неотвратимой потребностью
человечества создать трибуналы,  в  задачу  которых входило бы  осуществлять
полицейские репрессии, применяя энергичные и действенные методы, и не все ли
равно,  будут  ли  эти трибуналы именоваться полицейскими департаментами или
генеральной инквизицией? Вот и все!".
     Сколько патологической ненависти в этих  словах испанского  августинца!
Но кого может убедить такого рода аргументация? Неспроста профессор теологии
бургосской  семинарии Николас  Лопес Мартинес  жалуется:  "До сих  пор никто
убедительно  не  доказал  необходимость  и  потребность  в инквизиции". Это,
однако, не мешает и ему  в свою  очередь оправдывать инквизицию, которая, по
его словам, является жертвой клеветы. "Весь мир знает,- прокламирует  не без
апломба Н.  Лопес  Мартинес,- что ее  одобряли  папы  римские  и подавляющее
большинство  самых видных богословов. Поэтому  предполагать, что  инквизиция
была учреждением с крайне порочными целями, означало бы растоптать авторитет
папского престола  и  верить в чудовищную  коллективную  испорченность всего
исторического периода".
     Все   эти  аргументы   подавляющего   большинства   нынешних  адвокатов
инквизиции  вовсе не  оригинальны. Они перепевают, несколько модернизировав,
основные  положения  старого  апологета   инквизиции,  идеолога  французской
реставрации Жозефа де Местра, написавшего, пребывая в эмиграции в Петербурге
в 1815 г., в ее защиту известный памфлет "Письма  одному русскому  дворянину
об  инквизиции".  Жозеф де  Местр (1753-1821),  граф,  иезуит, числился  при
царском дворе  в  1803-1817  гг.  посланником  лишенного  власти сардинского
короля. Этот  памфлет  был издан в Париже в  1821 г. и  с тех  пор  является
источником вдохновения для всех ревнителей  "священного" трибунала вплоть до
наших дней.
     Хотя Жозеф де Местр касался только испанской инквизиции, упраздненной в
1812 г.  кадиксскими  кортесами,  он пытался обелить  инквизицию в  целом  и
доказать ее общественную полезность. Рассмотрим вкратце его аргументацию. Де
Местр начинает  с  утверждения,  что  все  великие  государственные  деятели
отличаются нетерпимостью к инакомыслящим, и они должны быть нетерпимыми, так
как  в этом  залог их успехов. Существуй  во Франции инквизиция, наверняка в
этой стране не произошло бы революции 1789 г.
     После этих "теоретических" рассуждений де Местр переходит к обоснованию
своего  основного  тезиса:  "За все,  что имеется  в деятельности  трибунала
(инквизиции.- И. Г.) жестокого и ужасного, в особенности смертные приговоры,
несет ответственность  светская власть, это ее дело,  за что от нее и только
от нее одной следует требовать ответа. Напротив, за все милосердие, игравшее