з и не заметил обратной стороны истины – истины 
оптимизма. Некоторые из изучающих индийскую религию подозревали, что этому 
внезапному изменению взглядов целой расы индусы обязаны какому-либо чужеземному 
влиянию, но другие приписывают такой перелом тому обстоятельству, что кто-либо 
из учителей открыл один из заповедных аргументов, содержащих изложение "тайной 
доктрины", народу, не подготовленному еще к тому, чтобы принять, усвоить и 
понять новое учение. 

Не идея метемпсихоза так сильно повлияла на природу этого древнего народа, 
всегда веровавшего в повторные рождения, но это сделал так несоответственно 
подчеркнутый закон кармы, который подавил индусов собой. Сансара была 
представлена народу в виде беспощадного космического механизма, приведенного в 
действие по неведению или ошибочно пущенного в ход изначальными силами. И вот, 
в колесах этого механизма запутался пойманный ими народ, запутался почти без 
возможности освобождения. Это-то и привело к идее о "проклятой" дурной карме, 
неистощимой, не довольствующейся настоящим существованием человека, тяготеющей 
над сознанием последнего как неоплаченный счет и производящей все новые и новые 
зародыши новой кармы, и т. д., и т. д., так что душа человека привязана навеки 
веков к колесу причинностей, или сансаре, и человеку оставлена лишь "тень 
случая" к освобождению. 

И вот эта доктрина, во всей ее безнадежной суровости, внедрилась в душу 
первобытного народа, неподготовленного как к философскому ее пониманию, так и к 
тому, чтобы вырвать плевелы "полуистин", растущих среди ее цветов. Это учение 
оказалось для индусов столь же суровым законом, как и закон причинности, 
преподанный много столетий спустя Гаутамой Буддой. От него не было освобождения 
– "как в стаде из тысячи коров теленок находит свою мать, так содеянное однажды 
найдет и последует за содеявшим его", говорят писания. Здесь-то мы и находим 
корень учений о "желаний", учений, заново преподанных впоследствии Гаутамой 
Буддой. Желание есть корень зла и считается происшедшим от авидьи – неведения, 
которое есть зерно зла. Поэтому сансара, или цикл существований, считается 
возникшим из авидьи, или неведения, которое вползло во Все и затемнило его 
мудрость. Это было началом индийской идеи о майе, или иллюзорности 
феноменального мира. Затем следует другое учение, гласящее, что посредством 
видьи, мудрости, цепи сансары могут быть уничтожены. Понятно, что народ, 
воспринимающий подобные учения, должен был относиться серьезно к жизни и 
стремиться к мудрости, для освобождения себя от сансары. 

Ван-Дейссен дает следующее сжатое изложение идей, заключающихся в учении о 
сансаре и освобождении от нее: 


Жизнь есть искупление дел мыслей и поступков, совершенных в предшествующем 
существовании, и это искупление (абсолютно соответствующее как своей 
продолжительностью, так и своим качеством, всему совершенному человеком раньше),
 выполняется всем тем, что проявляется в новой жизни, что в свою очередь 
создает новую карму, требующую нового, соответственного себе, искупления в 
последующем существовании. Таким образом, подобное искупление и согласованность 
прошедшего, настоящего и будущего напоминает собою работу часового механизма, 
который заводит себя своим же собственным ходом. И так продолжается до 
бесконечности, пока не появятся мудрость и знание, возникающие не в силу 
каких-либо заслуг, но проникающие в сознание в силу своего сродства с последним.
 Мудрость и знание разлагают сансару, или жизнь, на ее внутренние, сокровенные 
элементы, и, сжигая семена содеянного, делают таким образом невозможным на 
будущее время возобновление повторных рождений в сансаре. 
*  *  *
Не удивительно, что подобное одностороннее изложение истины произвело глубокое 
влияние на индийскую расу и окрасило в специфический цвет религиозные идеи 
этого народа. И надо было пройти еще многим векам, прежде чем более возвышенное 
философское мышление смогло отделить зерна от плевелов, смешанные в этих 
учениях. Никогда индийский народ не воспринимал религиозной доктрины, столь 
побуждающей к страху и отчаянию, как эта жестокая идея сансары без какого-либо 
облегчения, приносимого ее философским разъяснением. В сознании этого 
первобытного народа, естественно, должно было возникнуть представление о том, 
что дьявол, более могущественный, чем все их боги, спустился к ним с ясного 
неба, так как даже сами боги подчинены Высшему Закону и должны действовать лишь 
в качестве его управителей и исполнителей его предписаний. Но со времени начала 
периода, наиболее ясно отмеченного Ведами, религиозные идеи индусов изменились: 
исчезло язычество, а за ним последовала и жизнь, подвластная закону сансары. 

*  *  *
Но на религиозное сознание индусов проявилось воздействие и других влияний. 
Среди несвязных мифологических учений Индии стало настойчиво звучать 
провозглашение одной основной истины, истины о Едином над всем и во всем, 
которое было одновременно Все. Таким образом, пока еще туманная и неясная, идея 
о Брахмане начала укрепляться в сознании индусов, стремясь затем занять 
преобладающее положение. Учение о Брахмане не свергло еще прежних богов: 
поклонение им все еще продолжалось и все еще создавались новые боги, но Брахман 
явился зиждущим началом, создавшим и богов, и людей, – вся вселенная происходит 
из Его бытия. Брахман рассматривался как мировая душа, или Дух вселенной. 
Брахман вернулся опять к арийцам, позабывшим о Нем в их долголетних скитаниях 
из страны прежней цивилизации, и с тех пор идее о Едином, бесконечном, вечном, 
абсолютном Бытии – Разуме – Могуществе уже не покидала более арийское сознание 
в Индии. Индийский народ не сразу поднялся на высот