натана-Дхарма", что значит – вечная система. Термин "санатана" 
и есть общее название для всей системы. 

Санатана отличается большой терпимостью и широтою взглядов. Под ее кровлей 
обитает несчетное количество противоречащих друг другу сект, совершающих в ее 
храмах свои богослужения. Действительно, нередко можно видеть, как 
последователи дюжины и более сект молятся в одном и том же храме или каком-либо 
ином священном месте. Чувство, общее всем индусам, состоит в том, что все они 
поклоняются одной и той же "Бесконечной Реальности", проявленной в какой-либо 
форме или символе, и в силу общности этого чувства среди индусов нет тех 
жестоких религиозных споров, какие, с сожалением, приходится наблюдать в других 
странах Востока и Запада. В Индии человек, признающий Веды источником 
божественной истины и не оспаривающий основные религиозные принципы, принят 
всюду как собрат по вере. Тем не менее, буддисты и "джайны", если и не 
преследуются, то все же считаются чуждыми единой вере, магометанин 
рассматривается как "чуждый вере", а христианин – как благонамеренный (в случае,
 если он действительно таков) последователь "ненаучной веры", возникшей на 
основе первоначального чистого учения Иисуса Христа, к личности которого каждый 
образованный индус питает глубокое уважение, считая Его великим духовным 
Учителем и "просветленной душой". Признавая также и Будду Аватаром, божеством, 
индусы смотрят с грустью на самый буддизм, считая его в настоящем состоянии 
выродившимся в сравнении с подлинным учением Гаутамы. К иудейскому вероучению 
индусы относятся с уважением, но признают, что религиозные идеи евреев имеют 
мало общего с их верованием из-за той узости взгляда, согласно которому Иегова 
есть божество лишь "избранного народа", божество расы, а не мировое, всеобщее 
божество. Парсы, последователи учения Зороастра, – огнепоклонники, и в 
религиозном отношении имеют мало общего с индусами. 

Интересно проследить по древнейшим памятникам письменности возникновение и 
развитие санатаны, или "Вечной Религии". Учение ранних Вед носит на себе особый 
двойственный характер. Ему родственны и монизм, и политеизм. Первый выражается 
в вере, что существует лишь Всеединое во всем; второй же является как бы 
внешней формой пантеистического учения, допускающего обожествление видимого 
мира в бесчисленных его олицетворениях и многобожии. Одновременно с учением о 
Едином, осеняющем и оплодотворяющем все, существует еще обширная мифология с ее 
богами, олицетворяющими силы природы, и другими невидимыми существами, что 
указывает на определенную ступень в религиозном развитии расы. Внимательный 
исследователь индийской религии придет к заключению, что внутреннее, 
монистическое учение, унаследованное арийской расой от предшествующей, 
создавшей ее цивилизацию, есть достояние немногих и что большинство и до 
настоящего времени еще не подготовлено к восприятию этого взгляда. Но хотя 
народные массы и остаются погруженными в поклонение силам природы и богам 
мифологии, немногие, обладающие истинным знанием, стараются пролить свет этого 
знания в умы народа посредством методов воспитания, практикуемого при обучении 
детей, и путем символов. Благодаря этому заметно возрастает в народе стремление 
к таким учениям, которые говорят о Едином. 

Даже в древних гимнах Ригведы можно найти многочисленные упоминания о Чем-то, 
стоящем выше богов, – о Боге богов, однако без каких-либо попыток объяснить или 
толковать эти намеки; это есть только стремление внушить народу идеи, что 
существует Некто, царящий над богами их мифологии, какая-то мировая Сущность, 
от которой произошло все, и даже боги. 

Древние арийцы были радостными, счастливыми, беспечными язычниками, 
повседневная жизнь которых напоминала жизнь древних греков. Они наслаждались 
радостями жизни: ели, пили и развлекались, стараясь получить как можно больше 
радостей от каждого преходящего мгновения не в силу гедонистических рассуждений,
 но вследствие чисто животной радости бытия. Их боги, подобно богам античной 
Греции, были очень похожими на них самих и не требовали от своих почитателей ни 
глубоких размышлений, ни особенных правил поведения или бесплодных споров о 
морали. Было вполне достаточно одного жертвоприношения, чтобы умилостивить 
богов и ожидать от них дарования просимых благ. Такое богопочитание, в 
соединении с подчинением требованиям правителей и исполнением примитивных 
общественных обязанностей, исчерпывало собой всю внутреннюю жизнь древнего 
индуса. 

Но, мало-помалу, в народе стало пробуждаться сознание ответственности за 
будущее, обусловленное настоящим, и это сознание начало постепенно вытеснять 
первобытную веру в будущую жизнь – путем метемпсихоза. Идея о неумолимом законе 
кармы внедрялась в религиозную мысль, без сомнения, учителями, открывавшими 
истину постепенно, насколько она могла быть воспринята массой. Затем давалось 
разъяснение сансары, или цикла последовательных существований, ниспосланных не 
для наслаждений, но как некоторое несчастье, предназначенное людям 
неисповедимым промыслом, и вследствие этого жизнь начинает рассматриваться как 
"бесплодная долина, заключенная между вершинами двух вечностей", долина 
страдания, горя и боли, из которой поэтому следует горячо желать выхода. Отсюда 
и происходят те грустные ноты пессимизма, которые звучат в философской и 
религиозной мысли индуса, столь отличной уже теперь от прежнего языческого 
(сходного с греческим) понимания жизни, смерти и возрождения. Словно какой-то 
могучий учитель повернул индуса лицом к пессимистической стороне существования, 
и последняя так очаровала его своим ужасом, что он оказался не в состоянии 
отвести от нее своих гл