й, оставил все дела и 
принялся раздаривать все, что было в казне и амбарах: драгоценности и сокровища,
 колесницы и одежды, жен и наложниц. За год все иссякло, не осталось имущества 
ни сынам, ни внукам. Когда он заболел, не нашлось ни лекарств, ни камня для 
уколов. Когда он умер, не на что было вырыть ему могилу. Люди со всего царства, 
получавшие от него дары, сложились, похоронили его и вернули имущество сынам и 
внукам.

Услышав об этом, Цинь Гули 
сказал:
— Дуаньму Шу — безумец, опозорил своих 
предков!
Услышав об этом, ученик Дуаньгань [14. Ученик Дуаньгань (Дуаньгань Шэн, Му) — 
философ даосского направления, о его отказе от жалованья, от службы вэйскому 
царю Прекрасному (Вэньхоу, 428-387 гг. до н.э.), см. «Весна и осень Люя», цз. 
15, VI, 167; «Хуайнаньцзы», цз. 14 и 20, VII, 334 и 360.] и 
сказал:
— Дуаньму Шу — человек великодушный, добродетелью превзошел своих предков. Хотя 
его действия, его поступки всех удивляли, но [он] поистине овладел законом 
природы. Большая же часть благородных в царстве Вэй соблюдала учение об обрядах,
 поэтому [они] и не удостоились расположения этого человека.



Мэнсунь Ян спросил Ян 
Чжу:
— Предположим, здесь человек, который ценит жизнь и бережет тело. Может ли [он] 
достичь 
бессмертия?
— По закону природы нет бессмертия.

— Может ли достичь долгой 
жизни?
— По закону природы нет долгой жизни. Жизнь не сохранишь тем, что ее ценишь, 
здоровье не сохранишь тем, что его бережешь. Да и к чему долгая жизнь? 
Наслаждение и отвращение во [всех] пяти чувствах ныне те же, что и встарь; 
опасность и безопасность четырех конечностей ныне те же, что и встарь; горе и 
радость в делах ныне те же, что и встарь; смена порядка и беспорядка в 
управлении ныне та же, что и встарь. Все это видели, все это слышали, все это 
снова и снова испытали. Так много, что надоест и за сто лет. Насколько же 
тяжелее будет жить 
долго!
— В таком случае ранняя смерть лучше долгой жизни? — спросил Мэнсунь Ян. — А 
чтобы обрести желаемое, следует кинуться на острие, на лезвие, броситься в 
кипяток или в 
огонь?
— Нет, — сказал Ян Чжу. — Поскольку живешь, то в ожидании смерти живи легко, 
исполняя до конца свои желания. Придет смерть — легко перенеси и ее, пусть она 
исполнит [свое] до конца, предоставь свободу угасанию. Ко всему относись легко, 
все терпи. К чему спешить или медлить за столь краткий 
срок!


Ян Чжу 
сказал:
— Высокосовершенный [15. «Высокосовершенный» (Бочэн Цзыгао) — ср. «Чжуанцзы», 
190-191; «Хуайнаньцзы», цз. 13, VII, 215; «Весна и осень Люя», цз. 20, VI, 
257-258; в данном и в следующем фрагменте зафиксирован знаменитый «отказ» 
пожертвовать волоском во имя помощи Поднебесной, за который Ян Чжу был предан 
анафеме <(см. Предисловие, стр. 23-24, прим. 92), ср. «Чжуанцзы», 287>.] никому 
не помогал и волоском. Отказался от царства и в уединении пахал землю. Великий 
же Молодой Дракон не принес самому себе пользы, и тело его наполовину иссохло. 
Древний человек не согласился бы утратить волосок, чтобы принести пользу 
Поднебесной; если же всю Поднебесную подносили ему одному, [он] не брал. [Если 
бы] никто не жертвовал волоском, [если бы] никто не приносил пользу Поднебесной,
 в Поднебесной воцарился бы мир.



Циньцзы спросил Ян 
Чжу:
— Выдернул бы ты у себя один волосок, если бы это могло помочь 
миру?
— Миру, конечно, не помочь одним волоском.

— А если бы можно было? Выдернул 
бы?
Ян Чжу промолчал.

Циньцзы вышел и передал обо всем Мэнсунь Яну. Мэнсунь Ян 
сказал:
— Ты не проникся мыслью учителя. Разреши тебе [это] объяснить. Согласился бы ты 
поранить себе кожу, чтобы получить тьму 
золота?
— Согласился бы.

— Согласился бы ты лишиться сустава, чтобы обрести 
царство?
Циньцзы промолчал.

— Рассудим. Ведь волосок меньше кожи; кожа меньше сустава. Однако ведь, по 
волоску собираясь, и образуется кожа, и кожа, собираясь, образует сустав. Разве 
можно пренебречь даже волоском, если он — одна из тьмы частей 
тела?
— Мне нечего тебе ответить, — сказал Циньцзы. — Но если спросить о твоей речи 
Лаоцзы и Стража Границы, [они] признали бы справедливыми твои слова; если 
спросить о моей речи великого Молодого Дракона и Mo Ди, они признали бы 
справедливыми мои слова.

Мэнсунь Ян, обратившись к своим ученикам, заговорил о другом.



Ян Чжу 
сказал:
— Все прекрасное [16. В этой речи Ян Чжу развенчивает конфуцианских «праведных 
царей», обличает их в нарушении собственных моральных устоев.] в Поднебесной 
приписывают Ограждающему и Молодому Дракону, Чжоу [гуну] [17. Чжоу (гун) — 
младший брат Воинственного (ок. XII в. до н.э.) и регент при юном племяннике — 
Чэнване. Обожествлявшийся конфуцианско