жао), царе в Янь (58-6574 гг. до н.э.)., который мог своей игрой 
на флейте превратить холодную погоду в теплую.] своей игрой на свирели. Один 
взял бы свой цинь, другой — свою свирель, и оба последовали бы за тобой.

Се Тань учился петь у Цинь Цина [49. Се Тань и Цинь Цин — легендарные певцы из 
царства Цинь, см. «Хуайнаньцзы», цз. 13, VII, 217.], еще не перенял до конца 
мастерства Цина, как объявил, что его исчерпал, и распрощался, чтобы 
направиться домой. Цинь Цин [его] не удерживал, но на дороге в предместье 
устроил проводы. [Здесь], отбивая такт, [он] запел с такой печалью, что 
затрепетали деревья, задержались плывущие облака.

Тут Се Тань стал просить прощения и разрешения остаться. Всю жизнь [он] больше 
не осмеливался заговорить о [своем} уходе.

Обернувшись к своему другу, Цинь Цин 
сказал:
— Некогда Э [50. Э из Хань — легендарная певица. Хань — одно из древних царств 
Китая, находившееся на территории современной провинции Шэньси, см. 
«Хуайнаньцзы», цз. 13, VII, 217.] из [царства] Хань шла на Восток, и в Ци [у 
нее] не хватило еды. Проходя через Ворота Согласия [51. Ворота Согласия 
(Юнмынь) — название ворот в столице царства Ци.], [она] спела за угощение. 
Когда же ушла, звуки [ее] голоса, не умолкая, кружились три дня в стропилах и 
балках. [Все] справа и слева думали, что она еще не ушла.

[Когда она] проходила мимо постоялого двора, постояльцы ее оскорбили. Тут Хань 
Э протяжно и жалобно зарыдала, и [на расстоянии] в ли стар и млад, стоя друг 
против друга, загрустили, опечалились и горько заплакали. Три дня [они] не 
принимали пищи, а затем вдруг погнались за Хань Э. Возвращаясь, Э снова запела 
длинную песню, и на расстоянии ли стар и млад, забыв о прежней печали, 
принялись без удержу прыгать, хлопать в ладоши и танцевать. Потом же проводили 
ее, щедро одарив. Вот почему у Ворот Согласия жители и по сей день прекрасна 
поют и плачут, — [они] подражают песням, оставленным Э.

Боя прекрасно играл на цине, а Чжун Цзыци [52. Фрагмент о музыканте и тонком 
ценителе музыки, видимо, исходный; ср. «Весна и осень Люя», цз. 9, VI, 92-93; 
цз. 16, VI, 140; ср. также средневековуюновеллу «О том, как Юй Боя, лютню 
разбив, простился с „понявшим звук“», пер. Б.А. Васильева («Восток», 1924, № 
4); В.А. Вельгуса («Удивительные истории нашего времени и древности», т. II).] 
был замечательным слушателем. Заиграл Боя, думая о восхождении на высокую гору, 
и Чжун Цзыци 
воскликнул:
— Как прекрасно! Возвышенно, словно гора 
Великая!
[Заиграл Боя], думая о течении вод, и Чжун Цзыци 
воскликнул:
— Как прекрасно! Безбрежно, словно речная 
гладь!
Так улавливал Чжун Цзыци любой замысел Боя.

Блуждая по северному склону горы Великой, они внезапно попали под проливной 
дождь и укрылись под нависшим утесом. Сердце [Боя] охватила печаль, [он] взялся 
за цинь и заиграл. Начал с песни о долгом ливне, затем сочинил мелодию горного 
обвала, Чжун Цзыци с первого же такта постигал его мысль. Отложив цинь. Боя со 
вздохом 
сказал:
— Прекрасно! Прекрасно! Ты слышишь мои мысли, словно мое сердце. Разве в моих 
песнях что-либо от тебя 
укроется?


Объездив запад во время зимней охоты, чжоуский царь My перевалил через [гору] 
Союз Старших Братьев и, не доезжая до горы Янь, повернул обратно. Не успел [он] 
въехать в Срединное царство, как на дороге [ему] встретился мудрый ремесленник 
по имени мастер Сутулый [53. В притче о мастере Сутулом (Яньши) говорится о 
возможности подражания природе даже в создании сложнейших организмов 
(механический артист). Прославление мастерства простого человека с физическим 
недостатком — антиконфуцианский тезис.].

— К чему ты способен? — приняв его, спросил царь.

— Прикажите только испытать [меня], своего слугу, — ответил мастер. — Но хочу, 
чтобы государь сначала посмотрел на то, что ваш слуга уже сделал.

— Приноси с собой завтра, мы с тобой вместе посмотрим, — велел Муван.

На другой день мастер Сутулый явился к государю. Приняв его, Муван 
спросил:
— Кто это пришел вместе с 
тобой?
— Артист, созданный вашим слугой, — ответил мастер.

С удивлением смотрел Муван на артиста: [он] шагал, поднимал и опускал голову, 
следуя за мастером. Искусник коснулся его щеки и [артист] запел согласно 
мотиву; взял за руку — и он стал танцевать согласно ритму; повинуясь любому 
желанию, превращался и изменялся на тысячу ладов. Государь же принял его за 
настоящего человека. Рядом с государем стояли и любовались [на представление] 
Шэнь Цзи и весь гарем.

Под конец артист подмигнул окружавшим царя женщинам и поманил их к себе. В 
страшном гневе