|
я] скота [или]
живности, то чем же [эти люди] будут отличаться от собак и
свиней?
Бо Фынцзы промолчал, но один из его учеников вышел вперед и
ответил:
— Разве старший муж не слышал о том, как много умельцев в Ци и Лу? Есть мастера
по глине и дереву, по металлу и коже; есть прекрасные создатели песен и
музыкальных инструментов <вариант: певцы и музыканты>, писцы и математики; есть
прекрасные военачальники, воины и служители храма предков. Представлены все
таланты. Но [они] не могут распоряжаться друг другом, давать друг другу
поручения. Тот же, кто распоряжается ими, не обладает знаниями; тот, кто дает
им поручения, не имеет талантов. Он-то и выполняет поручения тех, кто знает и
умеет. Нами-то и даются поручения держащим власть. Чем же тебе
гордиться?
Дэн Си нечего было ответить. Он посмотрел на своих учеников и отступил.
Гунъи Бо [20. Гунъи Бо и другие, названные здесь, — люди неизвестные. Эпизод
отнесен ко времени Сюаньвана, царя Чжоу (827-782 гг. до н.э.).] прославился
своей силой среди правителей. Танци Гун рассказал о нем чжоускому царю
Сюаньвану. Царь приготовил дары, чтобы его пригласить, и Гунъи Бо явился.
При виде его немощной фигуры в сердце Сюаньвана закралось лодозрение.
— Какова твоя сила? — спросил он с сомнением.
— Силы [моей], вашего слуги, хватит [лишь], чтобы сломать ногу весенней саранчи
да перебить крыло осенней цикады.
— У моих богатырей хватит силы, чтобы разорвать шкуру носорога да утащить за
хвосты девять буйволов! — в гневе воскликнул государь, — а я еще огорчен их
слабостью. Как же ты мог прославиться силой на всю Поднебесную, если способен
лишь сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней
цикады?
— Хорошо! — глубоко вздохнув, сказал Гунъи Бо и отошел от циновки. — На вопрос
царя [я], ваш слуга, осмелюсь ответить правду. Учил [меня], вашего слугу,
Наставник с Шан-горы. Равного ему по силе не найдется во всей Поднебесной. Но
никто из [шести] родичей об этом не знал, ибо он никогда к силе не прибегал.
[Я], ваш слуга, услужил ему, рискуя жизнью, и тогда он поведал [мне], вашему
слуге:
«Все хотят узреть невиданное
— Смотри на то, на что другие не
глядят; [Все] хотят овладеть недоступным
— Займись тем, чем никто не занимается».
Поэтому тот, кто учится видеть, начинает с повозки с хворостом; тот, кто учится
слышать — с удара в колокол. Ведь то, что легко внутри [тебя], не трудно и вне
[тебя]. [Если] не встретятся внешние трудности, то и слава не выйдет за пределы
[твоей семьи].
Ныне слава обо [мне], вашем слуге, дошла до правителей, значит, [я], ваш слуга,
нарушил завет учителя и проявил свои способности. Правда, слава [моя], вашего
слуги, не в том, чтобы своей силой злоупотреблять, а в том, как пользоваться
своей силой. Разве это не лучше, чем злоупотреблять своей
силой?
Царевич Моу [21. Царевич Моу по комментарию — сын вэйского царя Прекрасного,
который правил в 424-387 гг. до н.э. <Ср. «Чжуанцзы», 219-220, 290.>] из
Срединных гор был талантливейшим из царских сыновей в Вэй [22. Вэй — (№ 7646),
позже Лян, одно из древнекитайских царств, находившееся на территории
современной провинции Шаньси.]. [Он] не заботился о государственных делах,
любил странствовать вместе с талантливыми. [Ему] нравился Гунсунь Лун [23.
Гунсунь Лун — логик-софист, жил между 320 и 250 гг. до н.э., поэтому его имя
или весь фрагмент представляется более поздним добавлением к речам Лецзы <(см.
также стр. 219-220, 320-321)>.] из Чжао [24. Чжао — одно из древнекитайских
царств, находившееся на территории современных провинций Шаньси и Хэбэй.], и за
это над ним смеялись такие, как Ведающий музыкой Цзыюй.
— Почему ты смеешься над тем, что [мне], Моу, нравится Гунсунь Лун? — спросил
царский сын Моу.
— Да ведь что за человек Гунсунь Лун? — ответил Ведающий: му
|
|