цы и силачи.

— Не заинтересует ли великого государя учение, которым обладаю [я], ваш слуга? 
— ответил Ан. — Даже сильного оно может заставить промахнуться в ударе, даже 
храброго — колоть [кинжалом] и не поранить.

— Прекрасно! Об этом мне нравится слушать.

— Но ведь колоть и не поранить, ударить и промахнуться — это позорно. У вашего 
же слуги есть такое учение, от которого и храбрый не посмеет колоть, и сильный 
не посмеет ударить. Но не сметь — не означает не хотеть. У вашего же слуги есть 
учение, от которого у человека совсем исчезает подобное желание. Исчезнет 
подобное желание, не появится и мысли о выгоде. У вашего же слуги есть учение, 
от которого все мужья и жены в Поднебесной полюбят выгоду. Это умнее, чем 
храбрость и сила, выше [всех] четырех рангов. Не заинтересует ли это великого 
государя?
— Это то, чего я хотел бы добиться, — ответил сунский царь.

— Таково [учение] Куна и Mo. Конфуций и Mo Ди стали царями, не имея земли, 
стали начальниками, не имея подчиненных. Желая им покоя и выгоды, каждый муж и 
каждая жена в Поднебесной поднимались на цыпочки и вытягивали шею. [И если] 
ныне великий государь — властелин тьмы колесниц — действительно имеет подобное 
желание, то все в пределах четырех границ обретут свою выгоду. И он превзойдет 
умом Конфуция и Моцзы. Царю нечего было ответить. Хой АН же поспешил уйти. Царь 
сказал [стоявшим] слева и справа: — [Вот это] красноречие! Гость сумел меня 
убедить!



Глава 
3
ЧЖОУСКИЙ ЦАРЬ 
МУ

При чжоуском царе My [1. Му — царь в Чжоу (1001-947 гг. до н.э.). Его 
путешествия — см. «Жизнеописание Сына Неба My» («My тяньцзы чжуань») — были 
овеяны легендами, а сам My и восьмерка его коней стали сказочными персонажами. 
В книге Юань Кэ имена коней по «Лецзы» оставлены без перевода, переведены же 
более поздние их варианты (IV-VI вв. н.э.). <См. Юань Кэ. стр. 304, 436-437.>] 
из страны на крайнем Западе явился человек, владевший [силой] превращений. 
Входил в огонь и воду, проходил через металл и камень, переворачивал горы, 
менял течение рек, передвигал обнесенные стенами города. Поднимался в пустоту и 
не падал, проходил сквозь твердое, не встречая препятствий, тысячам и десяткам 
тысяч его превращений не было конца. Он изменял и форму вещей и мысли людей.

Царь Mу почитал его, словно духа, служил ему, словно царю, уступил ему царские 
покои, угощал его мясом вскормленных для жертв быков, баранов, свиней; чтобы 
развлекать его, отбирал лучших девушек-певиц. Однако тот человек не мог жить в 
царских покоях, находя их низкими и безобразными; не мог есть яств царской 
кухни, находя их сырыми и зловонными; не мог приблизиться, к царским наложницам,
 находя их некрасивыми и вонючими.

Тогда царь My стал воздвигать для него строение, [призвав на помощь] все 
искусство [своих] мастеров по глине и дереву, по окраске красным и белым. [Все] 
пять сокровищниц опустели, пока башня была закончена. Высотой в тысячу жэней, 
она возвышалась над вершиной Южной горы и называлась Вздымающейся к Небу башней.
 Для башни выбрали красивейших из дев в [царствах] Чжэн и Вэй [2. Чжэн и Вэй — 
царства, девушки в которых считались самыми красивыми, а песни — самыми нежными,
 — были осуждены как «развратные» конфуцианцами (см. «Изречения», гл. 15, 17, I,
 339, 379, «Сюньцзы», II, 254); поэтому упоминание о них признавалось ересью.], 
умастили [их] ароматными маслами, подрисовали [им] брови — усики бабочки, 
убрали прическу шпильками, продели [в уши] серьги, одели их в тончайший холст, 
отсроченный блестящим шелком из Ци, набелили им лица, подчернили брови, 
украсили нефритовыми подвесками, различными душистыми травами. Заполнив башню, 
[красавицы] сыграли песни «Принимаем облака», «Шесть драгоценных нефритов», 
девять тактов мелодии [«Великое] Цветение», «Утреннюю росу» [3. Назван