е, бесконечное — для него нет слов. При законах, 
общих с вещами, слова «возможно воздействует», «предается недеянию» — относятся 
к основанию, но от начала до конца связаны с вещами. Пути не может ни быть ни 
не быть. Название «путь» — лишь предположение. «Возможно, воздействует», 
«предается недеянию» — [эти мнения) связаны лишь с одной стороной вещей. Разве 
внимают им [люди] глубоких мыслей? [Если бы] слов было достаточно, то, 
проговорив целый день, сумели бы исчерпать путь. [Поскольку же] слов 
недостаточно, то, проговорив целый день, можно исчерпать [лишь] вещи. Путь — 
высшее для вещей, его не вместить ни в слова, ни в молчание. Ни в словах, ни в 
молчании высшее о нем не выразить.




Глава 
26
ВЕЩИ ВНЕ 
[НАС]

Вещи вне [нас] не дают определить [их] необходимость [для нас] [1. В данном 
фрагменте рассматриваются необходимость и случайность, возможность и 
действительность.]. Поэтому Встреченный Драконом был казнен, царевич Щит был 
зарезан, Сидящий на Корточках [притворился] безумным. Несущий Зло [2. Несущий 
Зло (Улай) — по комментарию, льстивый слуга Бесчеловечного.] умер, Разрывающий 
на Части и Бесчеловечный погибли. Каждый хозяин ждет преданности от своих слуг, 
но преданному вряд ли поверит. Поэтому [тело] У Цзысюя носилось по реке, а Чан 
Хун умер в Шу. Кровь его в тайнике через три года обратилась в лазоревый камень.
 Каждый отец ждет почтительности от сыновей, но почтительного вряд ли полюбит. 
Поэтому Сяо Цзи [3. Сяо Цзи — сын иньского царя. Преследуемый мачехой, он умер 
от горя.] печалился, а Цзэнцзы скорбел. [Когда] дерево трут о дерево, [оно] 
загорается, [когда] металл противостоит огню, [он] плавится. [Когда силы] жара 
и холода действуют в беспорядке, небо и землю [охватывает] большое возмущение. 
Тут и раскаты и удары грома, в ливне вспыхивает огонь и сжигает даже огромную 
софору [4. Софора (хуай) — Sophora japonica. У древних китайцев, видимо, 
священное дерево, ибо от него произошли такие термины, как названия судилища 
(мянь хуай, тин сун хуай), высшие чины (сань хуай) и др.]. Горе [человека] еще 
сильнее. [Он] между двух опасностей, [ему] некуда бежать. В тревоге ничего не 
может совершить, сердце будто мечется между небом и землей, соболезнует, 
утешает в скорби, тонет в опасностях. [Когда же] польза и вред теснят друг 
друга, огонь разгорается еще сильнее и пожирает гармонию народа. Луне, конечно, 
не справиться с огнем [5. «Луне, конечно, не справиться с огнем» — по 
представлениям древних китайцев, луна была концентрацией водного эфира.]. Тут 
наступает крушение, и учению приходит конец.



Семья Чжуана Чжоу была бедна, и [он] отправился к лучнику — Смотрителю Реки 
взять в долг зерна.

— Я скоро получу деньги с общины и ссужу тебе триста; серебром, ладно? — 
ответил Смотритель Реки.

Чжуан Чжоу с гневом взглянул [на него] и 
молвил:
— Вчера, когда [я], Чжоу, шел, посередине дороги [меня] окликнули. [Я], Чжоу, 
оглянулся, заметил в колее Пескаря и спросил: «Зачем ты здесь, Пескарь?» Он же 
ответил: «Я ведаю волнами в Восточном море. Не найдете ли [Вы], благородный муж 
воды, хоть мерки или несколько пригоршней, чтобы спасти мне жизнь»? [Я], Чжоу, 
ответил: «Я приведу тебе сюда воды Западной реки с юга от царей У и Юэ. Ладно?» 
Пескарь с гневом взглянул [на меня] и сказал: «Я утратил свою обычную [среду], 
у меня нет выхода. Достань я воды хоть мерку или несколько пригоршней, остался 
бы в живых. Чем говорить то, что сказали [Вы], благородный муж, лучше уж 
заранее искать меня в лавке с сушеной рыбой!» [6. Это заключение притчи вошло в 
поговорку, как отказ от своевременной помощи в беде.].



Царский сын Жэнь изготовил огромный крючок и толстую черную лесу, наживил для 
приманки пятьдесят молодых быков, уселся на корточках с бамбуковым шестом на 
Куйцзи-горе и забросил удочку в Восточное море. Удил утро за утром, но за целый 
год не поймал [ни одной] рыбы. Наконец проглотила приманку гигантская рыба, 
нырнула и утащила огромный крючок на самое дно, затем помчалась, вздымая 
плавниками седые волны, точно горы, всколыхнула всю воду морскую, распугала 
[всех] на тысячу ли [вокруг] громом, точно исходящим от богов и душ предков.

Раздобыв такую рыбу, царевич Жэнь ее разрезал, высушил и накормил досыта всех с 
востока от реки Чжэ до севера от Цанъу. Об этом с восхищением передавали друг 
другу от поколения к поколению все рассказчики, даже самые ничтожные.

Ведь [если] с бамбуковой жердью и тонкой леской ходить к оросительной канаве, 
то выудишь лишь пескаря, а не гигантскую рыбу. Тем же, кто разукрашивает басни, 
домогаясь [награды] от начальства, далеко до больших достижений. Так вот и тому,
 кто не слышал предания о царевиче Жэне, далеко до участия в управлении миром.



Конфуцианцы занимаются песнями и обрядами, чтобы разрывать могилы. 
Конфуцианец-учитель с кургана 
спрашивает:
— Как идет