е] преступление? О Небо! За что [мне] досталась судьба 
Изгоя!
— Разве ты не слышал о поведении настоящего человека? — сказал Бянь Счастливый. 
— [Он] забывает о своей смелости, забывает о зрении и слухе, бесцельно блуждает 
за пределами мирской пыли, в беспредельном, не занимаясь делами. Это называется 
действовать, но не настаивать; [быть] старшим, но не управлять. А ты ныне 
приукрашиваешь [свои] познания, чтобы удивить невежд; очищаешься сам, чтобы 
осветить грязь [других]; сверкаешь, будто поднимаешь солнце и луну. Ведь в 
сравнении со многими людьми: глухими, слепыми, хромыми, безвременно погибшими — 
ты обрел целостным свое тело, все [его] девять отверстий. Это уже счастье! 
Зачем же попусту ропщешь на небо? 
Уходи!
Сунь Изгой удалился, а Бянь вошел [в дом], сел, но вскоре взглянул на небо и 
вздохнул.

— Почему [Вы], Преждерожденный, вздыхаете? — спросили ученики.

— Недавно приходил Изгой, — ответил Бянь, — и я рассказал ему о свойствах 
настоящего человека. Боюсь, что напугал его, и [он] впадет в сомнения.

— Нет, — ответили ученики. — В чем [Ваша] вина? [Если] то, что сказал Изгой 
истинно, а то, что сказали [Вы], Преждерожденный, ложно, то ложное, конечно, не 
может вызвать сомнений в истинном. [Если же] то, что сказал Изгой ложно, а то, 
что сказали [Вы], Преждерожденный, истинно, то он, конечно, усомнится и 
вернется.

— Нет, — ответил Бянь. — Ведь в старину в окрестностях [столицы] Лу опустилась 
птица. Обрадовавшись ей, луский царь [велел] приготовить жертвенных животных, 
чтобы ее угостить; исполнить девять [тактов мелодии «Великое] Цветение», чтобы 
усладить ее музыкой. Но птица начала грустить, [у нее] зарябило в глазах, [она] 
не могла ни пить, ни есть. Вот что значит кормить птицу тем, чем питаешься сам. 
Ведь чтобы кормить птицу так, как она кормится сама, нужно [предоставить ей] 
гнездиться в глухом лесу, плавать по рекам и озерам, кормиться на приволье, на 
отмели и только. Вот и ныне, как мог не испугаться Изгой, человек мало видевший,
 мало слышавший? Ведь рассказывать [ему] о свойствах настоящего человека то же 
самое, что мышей катать в повозке или перепелку веселить барабанной трелью и 
звоном колоколов.




Глава 
20
ДЕРЕВО НА 
ГОРЕ

Бродя по [склону] горы, Чжуанцзы увидел огромное дерево с пышными ветвями и 
листвой. Лесоруб остановился около дерева, но [его] не выбрал.

— Почему [его не рубишь]? — спросил Чжуанцзы.

— Ни на что не годно, — ответил Лесоруб.

— Дерево негодное, а поэтому может дожить до своего естественного конца, — 
заметил Чжуанцзы, спустился с горы и остановился в доме старого друга.

От радости друг велел мальчишке-рабу зарезать гуся и сварить.

— Разрешите узнать, — спросил мальчишка, — какого из гусей резать: того, 
который может петь, или того, который не 
может?
— Режь того, который не может петь, — ответил хозяин. На другой день ученики 
спросили 
Чжуанцзы:
— Дерево на горе, [которое вы видели] вчера, может дожить до своего 
естественного конца, так как [ни на что] не годно. А сегодня смерть грозит гусю 
хозяина, который [ни на что] негоден. Как бы [Вы], Преждерожденный эту 
[годность] определили [для 
себя]?
— [Я], Чжоу, поместился бы между годным и негодным. [Сказав] между годным и 
негодным, как будто определил, а [на самом деле] нет. Поэтому неизбежны и 
затруднения. Но [все] иначе, если парить и странствовать, оседлав природные 
свойства. [Подобно] то дракону, то змее, без славы и хулы, развиваться вместе 
со временем, не соглашаясь предаться [чему-либо] одному. То вверху, то внизу, с 
мерой [лишь] в гармонии парить и странствовать у предка [всей] тьмы вещей, как 
вещь [рядом!] с вещью, а не как вещь для вещи. Откуда же тогда возьмутся 
затруднения? Таковы были Желтый Предок и Священный Земледелец. Иначе обстоит 
[дело с теми, кто] говорит о [всей] тьме вещей, об отношениях между людьми: 
единое разделяют, с