елого и 
черного не стоит того, чтобы о ней спорить; красота имени и славы не стоит того,
 чтобы ее увеличивать. Когда источник высыхает, рыбы, поддерживая одна другую, 
собираются на мели и [стараются] дать друг другу влагу дыханием, слюной. [Но] 
лучше [им] забыть друг о друге в [просторах] рек и озер.

Повидавшись с Лаоцзы, Конфуций вернулся [домой] и три дня молчал.

— С чем [вы], учитель, вернулись от Лаоцзы, — спросили ученики.

— Ныне в нем я увидел Дракона [20. После этой встречи Конфуций отзывается о 
Лаоцзы с преувеличенной похвалой <(см. также стр. 241-242)>, но сомневается в 
том, что сумеет ему подражать.], — ответил Конфуций. — Дракон свернулся [в 
клубок], и образовалось тело, расправился, и образовался узор, взлетал на 
облаке, на эфире, кормился от [сил] жара и холода. Я разинул рот и не мог [его] 
закрыть. Как же мне подражать 
Лаоцзы!
— В таком случае, — спросил Цзыгун, — не обладает ли тот человек неподвижностью 
Покойника и внешностью Дракона, голосом грома и молчанием пучины, не действует 
ли подобно небу и земле? Не удостоюсь ли и [я], Сы, [его] увидеть? — и от имени 
Конфуция [Цзыгун] встретился с Лаоцзы.

Лаоцзы только что уселся на корточки в зале и слабым голосом 
промолвил:
— Годы мои уже на закате, и [я] ухожу. От чего вы [хотите] меня 
предостеречь?
— Почему только [вы], Преждерожденный, считаете, что три Царя и пять предков не 
были мудрыми? — спросил Цзыгун. — Ведь [они] управляли Поднебесной по-разному, 
слава же им выпала одинаковая.

— Подойди поближе, юноша, — сказал Лаоцзы. — Почему ты считаешь, что 
[управляли] 
по-разному?
— Высочайший передал [власть] Ограждающему, Ограждающий — Молодому Дракону, — 
сказал Цзыгун. — Молодой Дракон применял силу физическую, а Испытующий — 
военную. Царь Прекрасный [21. Царь Прекрасный (Вэнь ван) — отец Воинственного, 
основателя чжоуского царства. Прекрасный обожествлялся конфуцианской традицией 
(см. «Лецзы» гл. 1, прим. 58, гл. 3, прим. 12).] покорялся Бесчеловечному и не 
смел ему противиться. Царь Воинственный пошел против Бесчеловечного и не 
захотел [ему] покориться. Поэтому и говорю, что по-разному.

— Подойди поближе, юноша, — сказал Лаоцзы. — Я тебе поведаю, [как] управляли 
Поднебесной три владыки и пять предков. Желтый Предок, правя Поднебесной, 
привел сердца людей к единству, [Когда] родители умирали, [дети] их не 
оплакивали и народ [их] не порицал. При Высочайшем в сердцах людей Поднебесной 
[появились] родственные чувства. [Если] из-за смерти своих родителей люди 
придавали меньшее [значение] смерти чужих [родителей], народ их не порицал. При 
Ограждающем в сердцах людей Поднебесной [зародилось] соперничество. Женщины 
родили после десяти лун беременности, дети пяти лун от роду могли говорить; еще 
не научившись [смеяться], начинали узнавать людей и тогда стали умирать 
малолетними. При Молодом Драконе сердца людей Поднебесной изменились. У людей 
появились страсти, а [для применения] оружия — обоснования: убийство разбойника 
не [стали считать] убийством. Разделили на роды людей и Поднебесную [для 
каждого из них свою]. Поэтому Поднебесную объял великий ужас. Поднялись 
конфуцианцы и моисты. От них пошли правила отношений между людьми, а ныне еще и 
[отношений] с женами. О чем еще говорить! Я поведаю тебе, как три владыки и 
пять предков наводили порядок в Поднебесной. Называется — навели порядок, а 
худшего беспорядка еще не бывало. Своими знаниями трое владык наверху нарушили 
свет солнца и луны, внизу — расстроили сущность гор и рек, в середине — 
уменьшили блага четырех времен года. Их знания были более ядовиты, чем хвост 
скорпиона, чем зверь сяньгуй[22.Сяньгуй — знаки, с современными не 
отождествляются. Комментаторы сообщают, что сяньгуй — какое-то животное, 
сведения о котором отсутствуют.]. Разве не должны они стыдиться? Ведь не сумев 
обрести покой в собственной природе, [они] сами еще считали себя мудрецами. Они 
— 
бесстыжие!
Цзыгун в замешательстве и смущении остался стоять [на месте].



Конфуций сказал 
Лаоцзы:
— [Я], Цю, считаю, что давно привел в порядок шесть основ: песни, предания, 
обряды, музыку, гадания, [хронику] «Весна и осень». Достаточно хорошо понял их 
причины, чтобы обвинить семьдесят двух царей, истолковать путь ранних государей,
 выяснить следы [деяний] Чжоу [гуна] и Шао [гуна]. Но ни один царь ничего 
[этого] не применил. [Как] тяжело! [Как мне], учителю, трудно убеждать, [как] 
трудно разъяснять 
учение!
— К счастью, ты не встретился с царем, который управляет современным миром, — 
сказал Лаоцзы. — В шести основах — следы деяний ранних государей. Но разве в 
них [говорится о том], как сле